Теперь было с чем работать и терапевтам, и они начали искать точки контакта с Алексом разными способами.

«Алекс», спросила специалист по речи, «ты можешь мне сказать, сколько тебе лет?»

Мы все наблюдали с большим предвкушением, но у меня было особенное нетерпение его ответа. К этому моменту моей одержимостью было желание попросить Алекса простить меня за то, что я сделал. Я желал этого момента более чего-либо. Но затем наша улыбка стала спадать с наших лиц, когда мы перевели взгляд с Алекса на врача. Алекс лишь смотрел прямо.

«Алекс», продолжила специалист, «ты знаешь, сколько тебе лет? Каков твой возраст?»

Алекс не реагировал. Чем больше врач спрашивала его, тем больше выражение смущения отражалась на её изогнутых бровях. Мои глаза прыгали между Алексом и терапевтом. Что всё это значит? Врач вызвала нас из палаты и поделился своими мыслями.

«Мы хотим быть осторожным в том, чтобы объявлять во всеуслышание о таких случаях как этот, но мы также хотим быть реалистичными в том, где мы сейчас. Реальность этой ситуации такова, что он не способен отвечать».

«Не способен отвечать?» - мой разум кричал в страхе. «Нет!» До этого момента никакие сомнения не задерживались в моей голове о том, что Алекс вернётся и будет нашим Алексом. Я никогда не рассматривал эту идею. Даже на мгновение, что Алекс не сможет пережить травму мозга. «Ну конечно же, Алекс вернётся и мы сможем пообщаться», думал я тысячу раз – на один вопрос я так жаждал ответа: «Алекс, ты прощаешь меня?»

В первые я столкнулся с перспективой, что никогда не получу шанса принять его прощение – Алекс так и будет находиться в забвении навсегда. Обдумывая эту новую перспективу, моё тело потянуло на стул, испытывая поражение. Но стул не мог остановить погружение моего разума во тьму – это был самый низ, с тех пор как начался весь этот кошмар.

Это был день, из всех после аварии, когда я пережил самый большой страх. Я столкнулся с явной проблемой настоящего и позволил этому поразить будущее. В результате я оказался полностью опустошенным. С этим последним общением с врачом всё казалось покрытым в сумрак. Я рыдал, так как в день аварии. Алекс не мог двигаться, не мог дышать самостоятельно, не мог говорить и не мог глотать. Если бы он мог думать и понимать, тогда каков бы был реальный Алексе?

Куда делась моя вера? Зачем я допустил сомнение после стольких побед? Я ощутил себя подобно Петру, когда Иисус сказал ему выйти из лодки и пойти по воде, доверившись Иисусу на время, он сфокусировался на волнах и стал тонуть. Я дал ход Гиганту Разочарования в свой разум.

Этот врач была очень хорошей, продолжая работу не смотря на неудачи. Специалист по речи была настойчива и дала мне большое ободрение. Вскоре после негативных новостей, она помогла Алексу развить лицевое движение, которое дало нам истинную надежду. Он мог двигать уголком своего рта с правой стороны лица. Мы договорились с ним, что это будет значить слово «да». Сморщенные губы, мы согласились с Алексом, будут значить «нет». Однако самое любимое выражение Алекса было крутить зрачками, что имело разные значение, в зависимости от контекста. Например:

Я не знаю.
Ваш вопрос не понятен мне.
Мой папа классный чувак.

И почти ничего среди массы возможностей между «да» и «нет».

© Перевод Сергея Назарова, 2012-2013.