Слёзы струились по моему лицу, когда закрылись двери вертолёта. Когда он стал взлетать, я подумал, «Увижу ли я ещё когда-нибудь моего мальчика живым?» Да, вот и всё. Я должен был отправиться в детскую больницу немедленно.

«Извините меня, сэр. Пожалуйста, пройдите со мной».

Я обернулся на голос, наполовину оглушенный и ещё провожая глазами вертолёт, исчезающий в небе.

«Сэр, извините меня», продолжил врач. «Могли бы Вы пойти со мной?»

Когда он ещё говорил, откуда-то появились носилки и второй врач произнес, «Пожалуйста, лягте сюда».

«Зачем мне ложиться?» запротестовал я. Мои мысли были полностью сосредоточены на том, чтобы как можно быстрее оказаться в детской больнице.

«Нам нужно доставить вас в больницу, сэр».

«Меня? В Больницу? Зачем мне в больницу? Это нужно было моему сыну и он только что уехал. Извините, но мне срочно нужно в детскую больницу в Колумбусе. Я нужен Алексу».

Не смотря на всю их вежливость, быстрый обмен взглядами показал мне их решимость отправить меня в больницу.

«Сэр, Вы попали в серьёзную аварию», сказал один из них. «Вас должен осмотреть доктор, и Вы сейчас в шоке после того события, что совсем не необычно. Спасибо, что идёте с нами», улыбнулся он.

Я был в ярости, как запертый зверь. Моё сердце вновь стало колотиться. «Я не могу ехать куда-то ещё. Мне нужно к Алексу!» Я отчаянно не хотел сдаваться, но я мог видеть, что они настроены решительно. Я решил, что самый быстрый путь попасть к Алексу будет, если я покончу с этим быстрее. И да, я по-видимому был в лёгком состоянии шока – но мне казалось, что в этом нет ничего особенного. Направляясь к скорой помощи, я первый раз осознал, что сильно прихрамываю на правую ногу. Острая боль пронзила мою шею, когда я повернулся в последний раз и осмотрел место аварии.

В конце концов я позволил положить себя на носилки они загрузили меня в машину скорой помощи. Мы отправились в ближайшую больницу, со включенными сиренами, и ехали со скорость около четырёх километров в час, как мне казалось. Пока я лежал, уставившись в потолок машины, мои эмоции бурлили в разных направлениях: то в гнев, то в стыд, надежду, отрицание, горе. И в конце, страх и стыд заняли центральное место. В следующий раз, когда я увижу Алекса, не будет ли это похоронная церемония? Не возненавидит ли Бет меня за то, что я сделал с Алексом? Что же я сделал своей семье? Должен ли я ненавидеть себя? Это была полностью моя ошибка. Как же я мог быть таким неосторожным?

Посреди этой мозговой бомбардировки мой рассудок стал мутнеть. Шок накрыл меня как непроницаемый туман, отделяя мой измученный разум от реальности.

+ + +

Через некоторое время я уже сидел на краю кровати в приёмной скорой помощи местной больницы. Медсестра спокойно забирала кровь из моей левой руки. Взяли тест крови на алкоголь. Этот отец убил своего сына, потому что не смог устоять перед бутылкой? По крайней мере, в этом я был невиновен.

Унося пробирку с моей кровью, медсестра закрыла дверь за собой, и в первые после возврата в сознание, я был полностью один. Было тихо, за исключением приглушенного звука голосов, доносящихся из коридора. Вращение шеей вызвало острую боль и внезапно память о другой машине пронзила мой мозг. Что с людьми в той машине?

Я так и не видел ту машину и сейчас стал беспокоиться о людях, которые были там.

Неожиданно открылась дверь.

«Что случилось с другими в той машине? Люди в той машине – как они?» выпалил я.

«Всё в порядке. По правде говоря, они в соседней комнате», сказала медсестра, указывая пальцем на соседнюю стену. Хотя я не мог различить слов, звук их голосов ввёл меня в новую волну отчаяния. Стыд сдавил мои рёбра как огромные тиски, не давая вздохнуть. Два коротких импульса прервали мои мысли: Может мне просто исчезнуть, выброситься в окно от всего этого дня? И при этом мне нужно бы прибежать в соседнюю комнату, пасть на колени и молить о прощении, о милости, раскаявшись перед другим водителем и пассажирами, чтобы они не подумали, будто я какой-то ужасный монстр.

В конце концов я уставился на стену, из-за которой, как казалось, доносились голоса. Я был последним человеком, которого бы они хотели видеть сейчас. Какое имеет значение для них, кто произвёл аварию и что водитель думает об этом?

Тем временем другая медсестра вошла в мою комнату и попыталась привлечь моё внимание. «Пройдёмте за мной, сэр. Нам нужно сделать несколько рентгеновских снимков».

Я пошел и потом нервно сидел в комнате ожидания. Услышав шум, я обернулся к двери и увидел пастора Брауна, который узнал об аварии от члена церкви, которая была медсестрой в этой больнице. Само его присутствие принесло мир моему сердцу в самый момент смятения, которого я не мог контролировать. Он сел возле меня и обхватил мои плечи.

«Кевин, я знаю, что ты беспокоишься о своей семье. Они сейчас едут в больницу. Им передали, что с тобой всё в порядке».

«Пастор, мне нужно выбраться отсюда и поехать в детскую больницу. Мне нужно увидеть Алекса. Они продержали меня здесь слишком долго. Сколько ещё ждать?»

Пастор, понимая, что я чувствую, махнул головой. «Мой друг сейчас в главной комнате ожидания», сказал он. «Он привезёт Вас в Колумбус, как только Вы освободитесь».

«Спасибо, пастор. Ваши ребята так хорошо забоятся о нас».

+ + +

Снимки показали, что серьёзных повреждений не было, и поэтому меня направили в палату…ждать. Мысли об Алексе обновили моё чувство, что мне надо срочно ехать. Двери вновь распахнулись. Я поднял взгляд.

«Мистер Маларкей…» сказал доктор, зайдя вместе с двумя медсёстрами.

«Да, доктор».

«Нам нужно оставить Вас на ночь для тщательного осмотра. Мои сотрудники помогут Вам хорошо устроиться».

Медсестры улыбнулись и кивнули головами. Их улыбки исчезли, когда я встал и посмотрел прямо в их глаза, начиная с врача. Если и было что-то, что я не собирался делать, так это оставаться вдали о Алекса. Я дал это понять довольно ясно и, надеюсь, вежливо. Похоже, что они поняли, что я настроен решительно и после некоторых протестов согласились с неохотой.

Я быстро собрал свои вещи и побежал в вестибюль, замедляясь только из-за прихрамывания. Обогнув угол я увидел Келли, прежде чем он увидел меня. Я не знал Келли достаточно хорошо, поскольку мы не были в этой общине долго, но при этом я могу сказать, что выглядел он тяжело. Он просветлел, когда увидел меня.

«О, эй, Кевин. Я могу отвезти тебя в больницу».

«Здорово», сказал я, «спасибо».

Келли взглянул меня как-то вопросительно. «Ты не хочешь заскочить домой, чтобы взять одежду?»

Я настолько бы сфокусирован на мысли добраться до Алекса, что совсем забыл (или ещё был в шоке?), что был в больничном халате, с эдаким отверстием для вентилирования сзади. Мою одежду порезали, когда снимали.

«Вот», предложил Келли, протягивая свою кожаную куртку. Больничный халат и кожаная куртка – теперь я был достаточно одет, чтобы поехать домой.

Вид дома обдал меня жутким холодом. Я знал, что там никого не было. Из-за этого дом казался особенно мрачным, тихим и пустым. Когда я увидел игрушки, разбросанные по всей комнате, я внезапно осознал, что не разговаривал с детьми, а только коротко с Бет. Что она чувствует? Что она сказал детям? Что им известно?

Я семейный человек. Я настроен, чтобы защищать свою жену и детей. Я не был с ними, не защищал их и не утешал их. Я был причиной всего. Тьма в моём духе поднялась как облако гнева вокруг сердца.

Голос страха прошептал, «Бет возненавидит тебя за то, что ты сделал для своей семьи». Стыд за настоящее и страх за будущее пронзил моё сердце, как когти из тьмы. Голос осуждения грозился перекрыть все другие. Присутствие Келли было Божьим провиденьем для меня.

Подобно постоянно повторяющемуся ролику, картина аварии - или то, что я мог вспомнить – крутилась в моём мозгу вновь и вновь, пока Келли вёз меня в Колумбус. Было так много пробелов, которые приводили меня в смущение с каждой попыткой понять. Некоторое время Келли из приличия молчал, но потом нарушил тишину.

«Знаешь, Кевин, от моего дома то место аварии по пути к больнице».

«Так ты проезжал там, когда ехал за мной?»

«Да», горестно сказал Келли.

«Что ты думаешь?»

После небольшой паузы Келли продолжил со слезинками в глазах. «Это было действительно ужасно, Кевин».

«Что ты думаешь об Алексе?» я спросил, отчаянно ища уверенности.

«Сложно сказать. Давай выясним это в больнице».

Келли хотел подготовить меня к тому, что могло быть, но он не пытался отвечать на все вопросы. Мне же нужны были ответы.

«Я хочу знать, что ты думаешь, Келли. С Алексом всё в порядке?» Мне было важно услышать, чтобы он сказал то, что скрывалось за его лицом.

«Кевин, я не думаю, что Алекс выжил. Я думаю, что Алекс ушел к Иисусу. Я сожалею, брат».

Я посмотрел в окно и мои глаза сразу же наполнились слезами, растворяя боль этих слов. Моё сердце стучало. «Боже, я не могу принять это. Пожалуйста, не дай мне говорить прощай – не в этом случае. О, Боже, пожалуйста, спаси моего мальчика. Пожалуйста, спаси моего первенца, моего малыша, Алекса».

В течение следующих нескольких километров, пока Келли вёл в тишине, волны боли и горя нахлынули на моё сердце. Посреди всего этого, одинокий, маленький голос откуда-то из глубины дал понять, что Келли мог ошибаться относительно состояния Алекса – «Не переставай молиться за Алекса. Не переставай».

Мы подъехали к детской больнице. Келли припарковался, заглушил мотор и посмотрел на меня.

«Как ты?»

«Тяжело, Келли». Моё лицо искривилось и я глубоко вздохнул. «Знаешь, Бет и я проезжали здесь сотню раз. Мы часто говорили, какое это печальное место и мы надеялись, что никогда не должны будем приехать сюда. И вот мы здесь».

Через несколько минут я увидел Бет внутри. В моей памяти всплыло, как бессчетное количество раз Бет говорила мне притормаживать и быть очень внимательным за рулём. Десятки раз она просила меня быть более осторожным, более внимательным с детьми, особенно с активными Алексом и Аароном. Я всегда думал, что она слишком волнуется и тратит много времени на беспокойства. Я всегда говорил ей, «Да ладно, расслабься. Я не убью их». Как же теперь эти слова пугали меня посмотреть ей в лицо.

© Перевод Сергея Назарова, 2012.