Заголовок в газете Меркурий Сан-Хосе гласил: “Невеста воскресила его из мертвых”. Этот номер вышел 12 июля 1978 года. История произошла в Чикаго.
Предполагалось, что он не выживет. А даже если и выживет, он не сможет больше двигаться. И даже если он и сможет немного двигаться – шевелить пальцем руки или ноги – он, как предполагалось, не сможет снова ходить и говорить. Он не должен был снова стать нормальным и делать все вещи, как нормальный, здоровый двадцатитрехлетний человек, который только что вернулся с военной службы в морской пехоте. Например, ходить со своей невестой Линдой на танцы. Или заехать с ней за пиццей в воскресенье днем. Или сидеть с ней рядом на свидании вечером в субботу. Или жениться на ней, как он планировал это сделать до аварии.
Но врачи и медсестры не знали Линду. Именно Линда все изменила.
Питер Сарацено поехал на ужин с приятелем и возвращался домой на машине. Внезапно его подрезал грузовик. Питер ударил по тормозам машины своей матери, и машину закрутило. Она врезалась в фонарный столб, сбила его и продолжила двигаться. Машина ударилась в огромный электрический рекламный щит, который согнулся, а затем рухнул на машину, разрезав ее пополам. Из-под капота вылетел двигатель. Питер вылетел из двери машины. Его отбросило на 22 метра, и он лежал на тротуаре с расколотым черепом, когда приехали медики. Грузовик исчез.
В больнице Вестлейк в пригороде Мелроуз-Парк врачи констатировали смерть Питера, когда его доставили туда. Но затем доктор решил еще раз прощупать пульс и ощутил очень слабое сердцебиение.
“Три или четыре раза они говорили нам, что ему осталось всего несколько часов”- сказала его мать, Луиза Сарацено. “Но я не верила им. И Линда тоже не верила. Они были помолвлены, чтобы пожениться. И Линда сказала мне, что хочет стать его женой до того, как он умрет. Она хотела быть его женой”.
Питер — сильный, большой, и все еще в хорошей форме после службы в морской пехоте – не умер. Но он впал в кому. И каждый вечер Линда находилась рядом с ним. Разговаривала с ним, как они делали это каждый вечер. Как если бы у них было свидание. И как будто ничего не произошло.
Спустя месяц Питер все еще не двигался, не реагировал и даже не двигал ресницами. Вечер за вечером Линда приезжала в больницу после работы и сидела рядом с ним. Ближе к поздней осени, через три с половиной месяца, Питер вышел из комы. Вращая только глазами, он, казалось, медленно начал возвращаться к жизни.
“Он следил глазами за Линдой, когда она перемешалась по палате”- сказал один родственник. Но он все еще не мог говорить. Он лежал и смотрел на Линду. И Линда никогда не подвела его. На День Благодарения она повесила на окна украшения. На Рождество его палата была украшена елками и цветными огоньками. А Новый год она отпраздновала с ним одна. Она украсила комнату большими снежинками и цветными шариками. “Я купила торт и другую еду, а в полночь я надела на него веселую шляпу и дудела в рожок, сказав ему, что наступил Новый год. Медсестры думали, что я сошла с ума, но мне показалось, что он слышит меня”.
Медленно Питер начал выздоравливать. Он постепенно начал двигаться: сначала пальцами руки, затем рукой и ногой. Он начал пытаться говорить.“Я мог только бормотать” – вспоминает Питер. “Никто кроме Линды не понимал меня. Она понимала все, что я говорил. Я мог общаться через нее”.
Линда оставила свою работу. Она прошла специальное обучение, чтобы научиться заботиться о Питере. И она въехала в квартиру к его овдовевшей матери, чтобы круглосуточно заботиться о Питере. С помощью сбережений она купила ему открытый плавательный бассейн, чтобы он мог разрабатывать свои ноги и проходить курс физиотерапии.
“Она ни на шаг не отходила от него” - сказала его мать. “Без Линды Питер никогда бы не выкарабкался. Она особенная, для Питера она – целый мир”.
Год спустя Питер снова начал говорить. Он упорно старался, пока его не стали понимать. И затем он задал вопрос, который он так долго хотел задать: “Мистер Фрашалла, я хотел бы получить ваше разрешение жениться на вашей дочери”.
“Питер” - ответил Джим Фрашалла, “когда ты сможешь пойти по проходу в церкви, она будет твоей”.
Тогда Питер еще не мог ходить. Его нужно было носить. Но медленно и осторожно, с помощью ходунков, он снова начал ходить. И затем однажды он прошел по церковному проходу с Линдой.
Сознательно или подсознательно (согласно 25 главе Евангелия от Матфея это не имеет особого значения), Линда Фрашалла погрузилась в исцеляющее служение Иисуса Христа. Каким образом? Эта история не дает нам намеков на то, что Линда когда-либо возлагала на Питера руки, молилась за него или помазывала его елеем. Но в Евангелии нет ни слова и о том, что Иисус делал что-либо из этого для Лазаря.
Где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу. То была пещера, и камень лежал на ней. Иисус говорит: отнимите камень. Итак отняли камень [от пещеры], где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал [сие] для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав это, Он воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. (См. Иоанн 11:33-44).
Любовь в сердце Иисуса Христа вернула Его друга к жизни: “Смотри, как Он любил его!” И только из благодарного признания Своему Небесному Отцу и ради толпы Иисус действовал. Там не было грязи или плевка, елея или глины, четок, молитвослова или литургических обрядов. Единственное, что было у Иисуса – это Его собственное одинокое сердце. Целителем был любящий.
Линда участвовала в этом служении посредством своего присутствия, сострадания, поддержки, заботы и утешения. Слово утешение на латыни означает “сила вместе”. Блаженны принимающие друг друга в слабости, ибо они наследуют землю. Когда мы берем на себя большой человеческий риск сострадания, т.е. страдания вместе, когда мы берем на себя заботу о том, чтобы посмотреть в лицо одиночеству и боли другого человека, для обоих начинается новая жизнь. Генри Нувен писал: “Утешение – это великий человеческий дар, который создает сообщество. Те, кто объединяются во взаимной уязвимости, связаны новой силой, которая превращает их в одно тело”.
Когда я прочитал историю Линды и ее жениха, я услышал голос Матери Терезы. Когда британский журналист Малкольм Маггеридж спросил ее, что ее община пытается предложить умирающим, она ответила:
Мы хотим дать им почувствовать, что они нужны, что есть люди, которые действительно любят их и хотят им помочь… Чаще всего им нужны не вещи. Они гораздо больше нуждаются в том, что мы предлагаем им. За эти двадцать лет работы среди таких людей, я все больше и больше осознаю, что самой худшей болезнью является ощущение своей ненужности. В наши дни уже изобретены лекарства для лечения проказы, и прокаженные могут исцелиться. Есть лекарства, которые лечат туберкулез, и туберкулезники могут вылечиться. Существуют лекарства и лечение от разных болезней. Но не существует лекарства от чувства ненужности, кроме рук, которые согласны служить, и сердца, готового любить. Я не думаю, что эту ужасную болезнь можно когда-нибудь вылечить.
Разве смогла бы какая-нибудь операция, медицина, терапия, чудодейственное лекарство или молитва спасти Питера Сарацено без любящих рук, которые готовили торты и угощения, вешали украшения, ставили елки, вырезали снежинки и надували шарики? Разве ожили бы Питер и Лазарь, если бы рядом с ними не оказалось любящих сердец, любивших их?
В моем собственном служении другим, большую часть времени я посвящаю исцелению через заботу. Часто люди просят меня помолиться об освобождении, внутреннем или физическом исцелении. Но еще чаще они просто ищут человека, к которому они могут обратиться. И не потому, что он может для них что-то сделать, а потому что в нем есть нечто важное: этот человек помогает им почувствовать себя нужными, он предлагает им свою дружбу и заботу, создает атмосферу тепла и доверия, в которой они могут проявлять ответную любовь.
Несколько лет назад в Атлантик-Сити, штат Нью-Джерси, Френсис Макнатт делился своим личным свидетельством о том, как он познакомился с движением харизматического пробуждения. Получив крещение Святым Духом на одном собрании в Кемпс Фартест, он молился с группой старейшин, чтобы получить ясность в вопросе о том, какой должна быть его роль в католической церкви. В его голове кипели мысли. Должен ли он стать пророком? Целителем как покойная Кетрин Кульман? Католическим Билли Грэмом, несущим Евангелие миру? Может быть, у Бога в планах было еще что-то более грандиозное: апостольское лидерство через должность епископа или кардинала?
“Я не могу выразить, насколько я был разочарован”, - сказал Френсис, “когда группа служителей открыла мне, что моя роль в церкви заключалась в том, чтобы быть любящим человеком! И это все???”
Да, и это было все. И в американской католической церкви родилось и стало развиваться самое мощное служение исцеления, потому что целитель – это любящий.
Наконец, есть служением Самому Богу. Как бы странно это ни звучало, но служение прославления Божьей благости, мудрости и любви во времена трудностей и боли – это удивительное выражение веры в действии, живое выражение доверия тому, что “все содействует ко благу любящим Бога, призванным по Его изволению” (Римлянам 8:28). В своей трогательной небольшой книге “Отче наш” доктор Роберт Фрост написал: “для Бога нет ничего драгоценнее, чем наша хвала во время страдания. Не хвала за то, что сделал дьявол, но хвала за искупительную силу нашего любящего Небесного Отца. Он совершенствует нас посредством того, от чего Он нас не защищает. Действительно существует особое благословение для тех, кто не обижаются на Бога во времена бедствий. Кроме того, мы становимся для Него особым благословением”.
Позвольте мне поделиться с вами вторым примером служения Господа в моменты Его страдания. Как ни странно, это произошло в южной части Чикаго вечером Великого Четверга. Я записал в своем журнале:
Поклонение Господу Иисусу Христу в Евхаристии началось во мне с чувства тяжести. На улице очень холодно; часовня промерзла; мой разум затуманен; но больше всего меня мучает сомнение в своей искренности. Ранее этим днем я ощутил остаточное сопротивление, склонность к неприятию, когда я прочел слова: “Где Дух Господень, там свобода”. Действительно ли я хочу быть свободным? Искренне ли я хочу жить по принципам Божьего Царства? Каковы настоящие стремления и желания моего сердца? Желаю ли я больше всего остального быть Божьим человеком? Каким бы трудным и требовательным это ни было, действительно ли я предпочитаю больше отказываться нежели принимать то, что мне может дать эта жизнь? Предпочитаю ли я служить, а не чтобы мне служили? Молиться, когда я мог бы играть? Не торопись с ответом, Бреннан, будь медлен на слова… Я ощущал смятение и уныние, которые нахлынули на меня.
Затем произошла удивительная вещь. Словно вспышка молнии, осветившая мой разум, я осознал, что единственная причина, по которой я находился в молитве, заключалась в том, что я хотел быть с моим Другом. Сомнение и неуверенность испарились. Я знал, что хотел утешить Иисуса в Его одиночестве и страхе в Гефсиманском саду. Я хотел протянуть Ему руку, прикоснуться и взять Его в свои объятия. Я хотел бодрствовать с Ним не только один час, но всю ночь. Единственные слова, которые слетали с моих уст в тот момент, повторяли слова маленького мальчика Вили-Хуана из сказки, которую я написал в предыдущем году. Снова и снова я шептал: “Я люблю Тебя, Друг мой”.
Со спокойной уверенностью, которая дает вера, я знал, что я был совершенно искренним. Я попросил Иисуса посмотреть на меня и принять, что я был там. “Ты был Тем, Кто научил меня, что друг – это тот, кто рядом с тобой не только тогда, когда тебе хорошо, чтобы посмеяться вместе, но кто остается с тобой, когда тебе одиноко, грустно, больно и когда тебя отвергли. Я благодарю Тебя всем своим сердцем за возможность быть с тобой рядом в одиночестве Твоих страданий, верить, что в моей сокрушенности и переменчивости я действительно очень люблю Тебя. Что у меня есть, чего бы я не получил? И сегодня если я хвалюсь, я буду хвалиться только тем, что Ты сделал в моей жизни. Я люблю Тебя, мой Друг. Все, что мне нужно – это Ты, Господь; все, что мне нужно – это Ты.
Господь, я знаю, что должно быть легко говорить с Тобой
в любое время, в любом месте.
Но часто я нахожу это трудным.
Мне нужно сделать так много;
и так много всего прерывает
и отвлекает меня.
И обычно, как раз тогда, когда я думаю,
что пришло подходящее время,
и все находится под контролем,
кто-нибудь начинает говорить со мной.
Так много людей, Господь,
которые говорят со мной.
И столь многие из них раздражают меня.
Столь многие из них говорят и говорят,
но ничего не говорят по сути.
И все же, Господь,
кто-то должен выслушать их.
Люди говорили и с Тобой тоже,
и я не могу найти ни одного места в Библии,
где было бы написано, что Ты не остановился,
чтобы выслушать.
Должно быть, Ты тоже иногда испытывал раздражение,
уставал и ощущал голод, утомляясь от ходьбы и учения,
желая немного побыть в одиночестве,
чтобы поговорить со Своим Отцом.
Но Ты слушал,
потому что кто-то должен выслушать.
Ты слушал,
и они уходили
утешенными, исцеленными и успокоенными.
Прости меня, Господь, за мое нетерпение
по отношению к другим Твоим детям.
За мое раздражение, скуку
и даже иногда, Господь, за мой гнев.
Прости меня за мой эгоизм,
который заставляет меня думать, что мои слова Тебе
более важны, чем
нужда другого человека.
Позвольте мне научиться слушать, Господь,
не только своими ушами
но своим сердцем.
И когда я закончу слушать,
я знаю, что Ты даруешь мне
тишину и покой, которые мне нужны,
чтобы я возвысила свой голос
в хвале Тебе.
Перевод: Ирина Ефимова
4
