 Бреннан Мэннинг
"Нам нужно найти Бога, а среди шума и беспокойства найти Его невозможно. Бог - друг тишины. Посмотрите на природу – деревья, цветы, траву – они растут в тишине. Посмотрите на звезды, луну и солнце, как они движутся в тишине. Разве не заключается наша миссия в том, чтобы делиться Богом с нищими? Не мертвым богом, но живым, любящим Богом. Чем больше мы получаем в безмолвной молитве, тем больше мы сможем отдавать в своей активной жизни. Нам нужна тишина, чтобы прикасаться к душам. Главное не в том, что мы говорим, а в том, что Бог говорит нам и через нас. Все наши слова будут бесполезны, если они не будут исходить изнутри. Слова, которые не несут Свет Христа, увеличивают тьму". — Мать Тереза Калькуттская
Предисловие к первому изданию
“Человек, который молится, достигнет большего за год, чем иной за всю жизнь” - написал Луи Лаллеман, выдающийся французский Иезуит семнадцатого столетия.
Если в моем личном присутствии и служении другим есть какая-то эффективность, то она укоренена в Евхаристии и тысячах часов уединенной молитвы в пещерах, пустынях, хижинах отшельника, аэропортах, такси, комнатах мотеля, чуланах в частных домах, домах приходского священника и монастырях. За прошлые два десятилетия я изъездил эту страну и мир только чтобы обнаружить, что больше всего я нахожусь в согласии с другими, когда я в согласии с самим собой. Когда я могу на время отойти в сторону от других и позволить Господу освободить меня от нездоровой зависимости от людей, я могу быть более полезным для них, слушать более внимательно, любить более бескорыстно, говорить более сострадательно, играть более игриво, относиться к себе менее серьезно и больше осознавать, что мое лицо озаряется смехом посреди игры, которая мне очень нравится.
Тишина и уединение – это бесценные вещи в моей жизни. Мое беспокойное «я» обретает покой только тогда, когда я покоюсь в Боге. Как трудно убедить других в ценности уединения с Господом! Энн Морроу Линдберг так сказала об этом в своей книге “Дар из моря”:
Что касается поиска уединения, мы живем в негативной атмосфере, столь же невидимой, всепроникающей и изнуряющей, как высокая влажность августовским днем. Мир сегодня не понимает, будь то мужчины или женщины, потребность в том, чтобы оставаться наедине с собой.
Это кажется таким необъяснимым. Все остальное может восприниматься как уважительная причина. Если кто-то выделяет время для деловой встречи, посещения парикмахерской, общения с друзьями или похода по магазинам, это время считается неприкосновенным. Но если кто-то скажет: “Я не могу прийти, потому что я выделил это время, чтобы побыть одному”, его будут считать невежливым, эгоистом или странным. Как это характеризует нашу цивилизацию, когда уединение вызывает подозрения; когда человек должен извиняться за это, искать этому оправдания и скрывать то, что он это делает, – словно это тайный порок!
На самом деле, именно уединение является самым важным временем в жизни человека – когда он один. Некоторые источники можно открыть только, когда мы одни. Художник знает, что он должен находиться в одиночестве, чтобы творить; писатель – чтобы облекать мысли в слова; музыкант – чтобы сочинять; святой – чтобы молиться.
Несколько лет назад я прошел личностный тест Майерса-Бриггса, чтобы получить представление и понять суть того кладбища старых автомобилей, которое я называю своим разумом. Я узнал, что я - интуитивный интроверт чувственно-восприимчивого типа, и что самая насущная потребность в моей жизни – это время для уединения. Как голодный человек нуждается в еде, а измученный жаждой – в воде, мне нужно уединение – время, чтобы достичь состояния умиротворения и собранности, с помощью которых я смогу функционировать и отдавать другим то, что я должен отдавать согласно личному Божьему плану для меня.
У меня сразу же возникло чувство вины. Действительно ли эта потребность является страховкой от неудач, уклонением от ответственности, напрасной тратой времени и праздной роскошью? Я нашел огромное утешение в словах голландского доминиканца Эдварда Шиллебиккса:
Христианство, как бы оно ни было вовлечено в наши повседневные заботы, дела и мирскую деятельность, имеет особое священное место, отделенное от мирских событий и культуры, внутри которой мы растем в близости с Богом. Там мы просто находимся вместе с Богом во Христе. На обычном человеческом уровне тишина является частью беседы и социального общения, хотя в ней самой нет никакого значения; она имеет значение только как функция общения. Она необходима для того, чтобы устанавливать контакт между людьми и поддерживать его – т.е. чтобы облагородить его. Именно тишина делает речь личной. Без нее был бы невозможен диалог. Но в религии тишина с Богом имеет ценность сама по себе и ради самой себя, просто потому что Бог – это Бог. Отказ признавать ценность простого нахождения с Богом как с Возлюбленным, ничего не делая, выдавит из христианства сердце.
Эти сувениры уединения – история любви в моем хождении с Богом. Вспоминая утерянную тишину прошлого, я вспоминаю и записываю особые моменты, когда я позволял Господу увлечь меня в пустыню и говорить к моему сердцу. В этих пустынях, удаленных хижинах и парящих Боингах 747 слово из Иеремии становилось моим собственным: “Ты влек меня, Господи, - и я увлечен; Ты сильнее меня - и превозмог” (Иеремия 20:7). Если христианское посвящение не было сердечным делом, я знал, что я не смог бы его вынести. Настоящие памятные вещи моей жизни – это эти сувениры уединения, эти моменты любящего общения с Женихом, Которому я принадлежу.
Уединение нелегко. Никос Казандзакис написал: “Уединение может быть фатальным для души, которая не горит сильной страстью”. Но на кону стоит подлинность моей жизни. Опыт учит меня, что если я не нахожусь в соприкосновении с Христом внутри себя, тогда я не могу прикоснуться к другим. Если я отстранен от себя, то я становлюсь отстраненным от других. Какое бы нам ни угрожало одиночество, сухость и опустошение (а они могут быть значительными), мы можем избегать время наедине с Богом, только рискуя оказаться в серьезной опасности.
Франсуа Рустанг сказал в своей книге “Рост в Духе”:
Дух, Который придает значение и ценность всем внешним действиям и всем религиозным и светским деяниям, нужно переживать на личном опыте в самом глубоком уединении. Никто не может избежать этого закона. Используя слова "сердце", "душа", “глубины души” или просто "глубины", духовные писатели не идут на уступку набожному жаргону. Следуя за Христом, они пытаются сказать на человеческом языке то, что не может увидеть око и не может услышать ухо. Только когда Бог дает им жизнь, они могут найти Слово жизни вне себя и могут услышать, как Его голос звучит в разнообразии вещей этого мира.
Мне доставляет удовольствие представить читателю на страницах этой книги мисс Сью Гармон из Нового Орлеана, штат Луизиана. Много лет назад мы были вместе на христианской конференции в Ковингтоне, штат Луизиана. С того времени мы делились своей жизнью в молитве и сотрудничали в служении в разных точках ее родного штата. Молитвы в конце каждой главы – это окно в поэзию ее духа, и они лучше, чем любые мои слова, открывают тепло и чуткость, искренность и честность, любовь и стремление в ее близких отношениях с Женихом. Я с радостью делюсь ее даром с вами, и для меня честь называть ее своим другом.
Испрашивая благословение на эту книгу, я молюсь, чтобы эти сувениры подстегнули вашу память, помогли вам вспомнить моменты любящего Божьего вмешательства в вашу историю и лучше понять, кто вы, почему вы здесь находитесь и куда вы идете.
БРЕННАН МЭННИНГ, Клирвотер, штат Флорида
Предисловие ко второму изданию
Сувениры – это воспоминания и, как таковые, они не знают о сегодняшней дате. Эта книга – серия воспоминаний, которые я записал в конце 1970-ых. Но как бывает со всеми хорошими воспоминаниями, я думаю, у них есть вневременное качество и ценность для читателей сегодня. Многие темы, на которые я проповедовал с конца 60-ых и в начале 70-ых, отражены в моей новой версии этой книги. Доминирующей среди этих тем является удивительная и безграничная Божья любовь по отношению к нам.
В еврейской традиции вспоминать – это “делать реальным”. В первую ночь Пасхи есть замечательный обряд, в котором младший ребенок в семье подходит к отцу и спрашивает: “Чем эта ночь отличается от всех других ночей?” И отец начинает рассказывать историю об Исходе. Через его рассказ – и через слушание ребенка – ребенок становится Б'наи Берит или сыном завета. Рассказывая историю, которая произошла тысячи лет назад во время Исхода, она становится реальностью для этого ребенка и в нем самом.
В нашей христианской традиции Евхаристия “делает реальной” смерть Христа за нас. Евхаристия – это больше, чем просто угасающие, приятные воспоминания. Иисус сказал: “Сие творите в Мое воспоминание”, и когда мы делаем это, Он становится реальным для нас в хлебе и чаше.
Хотя включенные в эту книгу сувениры уединения менее священны и литургичны, они - не просто приятные воспоминания. Я верю, что читая их, они станут для вас настоящей реальностью. Хотя они содержат многочисленные истории из моей молодости, я предлагаю их вам как личные сувениры в надежде, что они станут вашими собственными живительными встречами с Богом сегодня.
БРЕННАН МЭННИНГ, Новый Орлеан, штат Луизиана, Пасха 2009
Перевод: Ирина Ефимова
Продолжение следует
|
1
