Начиная с 95 тезисов Мартина Лютера, основные реформаторы бросили вызов многим средневековым церковным доктринам, но в эсхатологии они, похоже, в основном удовлетворились традиционным акцентом и учением.

Скрытое будущее

Мартин Лютер учил, что там, где есть прощение грехов, есть также жизнь и спасение. Таким образом, индивидуальное спасение - это реальность сегодняшнего дня.

Однако христиане будут продолжать бороться с противоречием: “Мы не ждём прощения и всех милостей, как будто не получим их до будущей жизни; напротив, они уже присутствуют для нас в вере — даже если они скрыты и откроются только в будущей жизни.” Быть христианином - значит пережить напряжение между тем, что уже есть, и тем, чего ещё нет.

"В грядущей жизни мы больше не будем нуждаться в вере”, - писал он. “Ибо тогда мы не будем видеть тьму сквозь стекло (как сейчас), но будем видеть лицом к лицу”. Для Лютера эта надежда является фундаментальной и незаменимой составляющей христианской жизни.

Лютер применяет эту индивидуальную эсхатологию и к церкви. Как и средневековая церковь до него, Лютер отвергал будущее Тысячелетнее правление и интерпретировал Откровение 20 как описание исторической церкви, а не конца истории. В нынешнюю эпоху церковь должна продолжать терпеть враждебность как мира, так и сатаны, пока в конце не станет ясно господство Христа.

Тем не менее, Лютер отошёл от некоторых аспектов средневекового амилленаризма. В то время как католические богословы подчеркивали величие исторической церкви, Лютер этого не делал: “Невозможно, чтобы в церкви было больше лжи, более отвратительных заблуждений, более ужасной слепоты и более закоренелого богохульства, чем когда-либо”.

На самом деле Лютер верил, что антихрист уже появился в церкви благодаря папской власти: “Папа - это настоящий антихрист, который возвысился над Христом и выступил против Него, потому что папа не позволит христианам спастись иначе, как своей собственной силой... На самом деле это то, что святой Павел называет возвеличиванием себя над Богом и против Него”.

Следовательно, как есть скрытая сторона индивидуального спасения, так есть и скрытая сторона церкви, сторона, которая откроется в конце века. На самом деле, разложение церкви и присутствие в ней Антихриста придали Лютеру смелости. Он считал, что это свидетельствует о близости конца: “Великолепие папства исчезает, и мир раскалывается со всех сторон, как будто он вот-вот сломается и развалится полностью”.

В отличие от тех представителей средневековой церкви, которые были склонны опасаться пришествия Господа как дня гнева, Лютер желал этого. Он назвал этот день “самым счастливым Последним днём”, в который осуществятся славные намерения Бога как в отношении отдельных людей, так и всего творения: “Бог приберег для последнего дня проявление Своего величия, Своей славы и лучезарности”.

По мнению Лютера, Бог преобразит как отдельных людей, так и церковь из их печального и жалкого состояния в их окончательную форму. Но что касается точной природы этого обновленного существования, то, как сообщается, Лютер сказал: “Мы знаем о вечной жизни не больше, чем дети в утробе матери знают о мире, в который они вот-вот войдут”.

Не ограничивайте Христа

И увидел я престолы и сидящих на них, которым дано было судить, и души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело свое и на руку свою. Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет. (Откровение 20:4)

Как и Лютер, Жан Кальвин отвергал позицию миллениалистов: “Их выдумки слишком ребяческие, чтобы нуждаться в опровержении или заслуживать его. И Апокалипсис [Откровение], из которого они, несомненно, черпали оправдание для своей ошибки, не поддерживает их. Ибо число "тысяча" [Откр. 20:4] относится не к вечному блаженству церкви, а только к различным неурядицам, которые ожидали церковь во время её земного труда".

Кальвин верил, что идея Тысячелетия ограничивает царствование Христа. Те, кто “отводит детям Божьим тысячу лет, в течение которых они будут наслаждаться наследием будущей жизни, не осознают, какой упрёк они бросают Христу и Его царству. Ибо если они не облекутся в бессмертие, то сам Христос, во славу которого они преобразятся, не будет принят в бессмертной славе”.

Эсхатология Кальвина по большей части также была сосредоточена на будущем отдельных людей. Например, в своей книге “Основы христианской религии” он рассматривает "окончательное воскресение" в контексте более обширного раздела о том, как отдельные люди получают благодать Христа. Он сделал это, по его словам, “чтобы мои читатели, приняв Христа, Творца совершенного спасения, могли научиться подниматься выше и могли знать, что Он облечён в небесное бессмертие и славу, так что всё тело может быть сообразовано с Головой”. Таким образом, те, кто принял Христа в нынешнем веке, будут участвовать в Его жизни в грядущем веке.

Кальвин признавал, что “трудно поверить в то, что тела, подвергшиеся гниению, в конце концов будут воскрешены в своё время”. Но Кальвин указывает своим читателям на Писание, которое, по его мнению, даёт две подсказки. В нём мы обращаемся к примеру Христа, “который настолько завершил земную жизнь, что теперь, обретя бессмертие, является залогом нашего грядущего воскресения"; и к силе Божьей: “Никто по-настоящему не поверит в грядущее воскресение, если не будет охвачен удивлением, и приписывает силе Божьей подобающую ей славу”.

Практическая эсхатология

Для Кальвина эсхатология имела практическое значение. Действительно, он считал размышления о будущей жизни существенным элементом христианской жизни. Среди всех жизненных трудностей Кальвин напоминал своим читателям: “Мы всегда должны стремиться к одной цели: приучать себя презирать нынешнюю жизнь и тем самым пробуждаться к размышлениям о будущей жизни”.

В этой жизни Бог допускает, чтобы Его народ был “обеспокоен и изводился войнами, или беспорядками, или грабежами, или другими увечьями”, и показывает ему, “насколько непрочны и мимолётны все блага, которые подвержены смертности". Только тогда, утверждает он, мы будем готовы должным образом размышлять о жизни в грядущем веке. Такое размышление преображает нас и помогает Божьему народу жить в соответствии с учением Христа — как странникам и пилигримам на земле, которые ищут радости и мира в будущем Царстве Божьем. В свою очередь, созерцание Царства даёт утешение посреди испытаний, которые приходится переносить ради Евангелия.

Что касается точной природы будущей жизни, Кальвин, как и Лютер, проявлял осторожность и сдержанность, стараясь не выходить за рамки утверждений Писания: “Хотя мы действительно слышим, что Царство Божье будет исполнено великолепия, радости, счастья и славы, однако, когда об этом говорится, они остаются совершенно недоступными нашему восприятию и, так сказать, окутанными мраком, пока не настанет тот день, когда Он откроет нам Свою славу, чтобы мы могли узреть её лицом к лицу”.

John R. Franke