Нейтралитет не работает в церкви. Но мы можем восстановить сердцевину нашей веры.
Я – пресловутый средний ребёнок. Я провел всю жизнь, совершенствуя искусство умиротворения, балансируя на краю в разрешении человеческих конфликтов. В течение многих лет, будучи пастором, я полагался на тонкие дипломатические инстинкты, чтобы руководить политически и теологически разнообразной общиной.
В нашу нынешнюю эпоху повышенной поляризации стало сложнее найти место, где бы люди с серьезными различиями могли общаться и поклоняться вместе. Тем не менее, проблема остаётся. Вы держите всех в одной комнате, но с какой целью? Нейтралитет подавляет вопиющие вопросы и называет это миром.
Большинство людей с сильными убеждениями идут на компромисс, особенно когда они уверенны, что их точка зрения является библейской истиной, которую необходимо яростно защищать. Десятилетия назад сенатор Барри Голдуотер заметил эту тенденцию: «Честно говоря, эти люди меня пугают. Политика и управление требуют компромисса. Но эти христиане верят, что действуют во имя Бога, поэтому они не могут и не пойдут на компромисс».
Для пуристов (Пуризм (лат. purus, «чистый») — повышенная требовательность к сохранению классической эстетики, изначальной чистоты, строгости стиля, приверженности канонам) середина — это место, где суровая правда размывается, делая ее более приятной и менее значимой. Даже Бог проявляет презрение к тёплому промежуточному состоянию (Откр. 3:16). Будь горячим или холодным, но не будь тёплым.
Неудивительно, что многие общины имеют одинаковые точки зрения. По данным Lifeway Research, половина прихожан протестантской церкви в США говорят, что предпочли бы посещать церковь, где люди придерживаются схожих политических взглядов, и более половины полагают, что члены их церкви уже достигли этого уровня. Иногда это единство достигается за счет уменьшения конгрегаций, поскольку нежелательные голоса просто уходят.
Конечно, не все аргументы одинаково обоснованы. Истина не относительна, и грех не теряет значение. А когда дело касается самых существенных, общехристианских убеждений, тут нет места дискуссиям. Ортодоксальное христианство остается ортодоксальным.
Но вот парадокс: во многих вопросах, которые поляризуют верующих, есть, по крайней мере, доля богословской истины в взглядах, которым мы лично – возможно, категорически – противимся. Мы не можем отказаться от этой истины, не ставя при этом под угрозу наше свидетельство.
А что если мы смиримся с напряжением, вместо того, чтобы применять подход «среднего ребенка», сводя к минимуму вполне реальные конфликты и отступая в свои углы? Можем ли мы допустить существование противоречивых взглядов таким образом, чтобы это лучше свидетельствовало о Евангелии, которое мы исповедуем?
Путь вперед, я считаю, лежит в нахождении центра, а не в погоне за "серединой." Хотя звучит похоже, эти идеи не являются синонимами. Мы приходим к середине, начиная с крайних позиций и находя точку, равноудаленную от обоих. Или мы отслеживаем, где большинство стопорится и следуем примеру. Искать середину - это искать медиану или серединный смысл.
Напротив, середину лучше рассматривать как центр тяжести. В этом смысле, быть сосредоточенным означает оставаться с тем, что по- настоящему важно. Давление со всех сторон заставляет вас просверлить глубже это ключевое ядро. Перефразируя проповедника и богослова П. Т. Форсайта, можно сказать, что центр - это не то место, из которого мы вычисляем середину, это место, из которого мы живем.
Для Церкви центр - это не идеология и даже не учение. Это Сам Христос. И мы находим центр Его работы на кресте. Вот откуда черпает свое существование церковь. Именно здесь мы видим напряжение, олицетворенное в том , как Иисус удерживал свою человеческую и божественную природу в совершенно необъяснимом союзе.
Хотя интерпретация самого Искупления может быть источником конфликта, Крест гораздо больше, чем стены, которые мы возводим вокруг него. Именно там мы видим, как Бог работает через парадокс, и определяем цену этого. Христос проявил истинную свободу на кресте, выбрав полное подчинение власти своего Отца, продемонстрировав Свою силу, отказавшись получить к ней доступ.
"Функция парадокса заключается не в том, чтобы разрешить противостояние , но подвергнуться преобразованию, живя внутри её тайны," – так написал художник перфоменса Скотт Эриксон в Instagram.
В своих уроках истории церкви для Фуллеровской семинарии Чарльз Скальс часто отмечал, что характер Бога включает в себя два парадоксальных столпа святости и любви, но его дети не могут легко повторить то же самое. Как ограниченные человеческие существа, у нас есть проблемы с пониманием обоих качеств одновременно. Святость по своей природе является исключительной, включая в себя любовь.
Кто-то отделяет Бога от всего, что нечисто или несовершенно, в то время как другой допускает возможным нечистым, несовершенным созданиям приблизиться и найти благодать. Мы нуждаемся, как в святом Боге, достойном поклонения, так и в любящем Боге, полном милосердия и сострадания. Тем не менее, в нашем падшем, конечном состоянии каждый из нас стремится подчеркнуть либо святость, либо любовь, что порождает конфликт, когда мы собираемся вместе.
Такого рода конфликт имел место в первые дни существования церкви. Рассмотрим Павла и Варнаву в Деяниях 15, которые оказались перед дилеммой, стоит ли включать Марка в их второе миссионерское путешествие. Павел склонялся к святости и очертил жесткие границы, основанные на прошлом послужном списке Марка. Марк отказался от их пути; зачем же повторять ту же ошибку? Варнава отдавал предпочтение любви, верил во второй шанс и благодать. Разве сам Павел не нуждался в возможности искупления? Разве его теперешнее служение не было результатом презумпции невиновности?
У обоих были законные опасения, напряженность могла казаться непреодолимой, и они не смогли найти компромисс. Святость и любовь зашли в тупик, говоря по-человечески, и два человека разошлись.
Обращаясь к Иисусу, мы видим, что он часто отказывался уменьшить напряжение, чтобы успокоить своих слушателей, даже когда сталкивался с, казалось бы, явной аморальностью. История о женщине, пойманной в прелюбодеянии, показывает, что Иисус твердо придерживается как святости, так и любви, когда он говорит женщине: "И я не осуждаю тебя; иди и не греши больше" (Иоанна 8:11).
Сегодня есть те, кто настаивает, - «Церковь должна отстаивать истину», и другие, которые напоминают нам, -«Христос сказал, что мир будет узнавать нас по любви меду нами.» Однако если и святость, и любовь одинаково демонстрируют характер Бога, и если Христос держал на кресте их неповреждёнными, то преувеличивать одно и пренебрегать другим - значит искажать его природу.
"Единая история создает стереотипы", сказал автор Чимаманда Нгози Адичи. "И проблема со стереотипами не в том, что они неверны, а в том, что они неполны." В крайних случаях страдает наше христианское свидетельство, а не центр. Церкви часто испытывают искушение провести линию разграничения. Тем не менее, это игнорирует важную истину: другие преданные христиане имеют веские теологические и миссиологические причины для того, чтобы стоять на противоположной стороне некоторых границ, которые мы проводим. Когда мы добиваемся контроля, мы закрываем возможности для диалога и роста.
Интенсивность наших конфликтов часто проистекает из страха. Страх, что церковь отказывается от Писания и приспосабливается к культуре. Страх кого-то исключить. Страх, что общение с церковью делает нас фанатичными и осуждающими. Страх обидеть или стать для кого-то камнем преткновения.
Но Христос впал в отчаяние и ужас. Принятие упрощенной позиции по этому вопросу сводит к минимуму конфликт, прикрывая раны, как если бы они не были серьезными (Иер. 6:14). Построить крестоцентричную церковь означает реагировать на каждую щекотливую проблему парадоксами Голгофы. Распятый Иисус обладает глубокими способностями и креативностью для разрешения каждого из них.
Крест является великим коррективом всех наших однобоких сомнений. Он унижает и обличает нас, когда мы уверены в своей собственной правоте и милостиво прощает нас, когда мы признаем свое высокомерие и падения.
Наше желание, чтобы другие изменились и пришли к нашей позиции по важным вопросам, может быть библейски обоснованным. Но это не значит, что их путь к истине будет мгновенным или прямым. Еще раз перефразируя Форсайта, мы не можем направить весь свет Креста на тех, кто только начинает чувствовать его рассвет.
Средний ребенок во мне всегда предпочитает миротворчество; мое взрослое «я» учится позволять напряжению. В то время как середина соглашается на прекращение огня, центр предлагает единство, которое создает только Христос. Поскольку мы видим все больше причин для разделения, Крест стирает различия с нашей общей потребностью в искуплении (Гал. 3:28). Он настаивает на том, что мы имеем «одного Бога и Отца всех» (Еф. 4:6).
Быть центричным – это не крайность и не размытость, а скорее обоснованность и полная убежденность – ежедневное стремление к Тому, Кто приглашает нас взять свой собственный крест и следовать за Ним.
