В 1965 году Джин Раборг жила американской мечтой. У ней всё было правильно. Она выросла в христианской семье. Её мать была органисткой в пресвитерианской церкви Морнинг-сайд в Финиксе, штат Аризона. Она вышла замуж за своего приятеля по колледжу
Джона, с которым познакомилась в Аризонском Государственном университете. Теперь они жили в Сан-Диего, Калифорния. У них было двое замечательных детей: дочь Жанель, которой было девять лет, и сын Джон, которому было шесть.
Она была успешной учительницей домоводства в средней школе Керни Меса. Ей нравилось быть учительницей, и она любила своих учеников. И ученики чувствовали любовь и принятие Джин и часто приходили к ней со своими проблемами. Это было обычным делом для Джин молиться за своих учеников, и она даже молилась вместе с ними. В 1965 году учительница государственной школы ещё могла молиться со своими учениками, не опасаясь потерять работу.
У мужа Джин была многообещающая карьера в сфере страхования жизни. Он уже имел несколько достижений, и они начали процветать в финансовом плане. На свои совокупные доходы они смогли купить прекрасный дом на холме в пригороде к северу от Сан-Диего. Они купили новую мебель, и благодаря способностям Джин в области декора их дом выглядел как одно из тех выставочных мест. Чего ещё может желать любая молодая пара - красивого дома, приносящей удовлетворение работы, замечательного брака, милых детей, и всё это в условиях финансовой безопасности?
В дополнение ко всему этому в жизни Джин было жизненно важное духовное измерение. Она была больше, чем просто номинальной христианкой. Она любила Иисуса всем своим сердцем с тех пор, как ей было четырнадцать лет. Когда ей было девять лет, у неё произошла встреча с Богом, которая заставила её поверить в дары Святого Духа. Она верила в Бога, который мог творить чудеса. Они с Джоном присоединились к церкви, которая верила в сверхъестественное служение. Несмотря на свой рабочий график, они были активно вовлечены в церковную работу. У Джин действительно было всё. Она была замужем за единственным мужчиной, которого когда-либо любила. Бог дал ей замечательную семью. Она никогда не знала депрессии или печали. У неё было процветание, и у неё была близость с Богом. У неё была идеальная жизнь.
Была только одна небольшая проблема в её идеальной жизни. Джин была перфекционисткой. Она не знала, насколько силён был её перфекционизм, и до 1965 года это не доставляло ей особых хлопот. Но теперь она обнаружила, что на ней лежит больше ответственности, чем когда-либо прежде. Каждый день она обучала 150 учеников. Чем больше она любила этих учеников, тем больше брала на себя их проблемы и стрессы. Она вложила всё в преподавание. Кроме того, новый дом оказался не таким благословением, каким она его себе представляла. Он был большим, и требовалось больше усилий, чтобы содержать его в чистоте, чем тот маленький дом, который у них был раньше. К этому добавилось беспокойство по поводу новой мебели - беспокойство, которое девятилетняя девочка и шестилетний мальчик на самом деле не могли разделить.
Джин начала возвращаться домой после полудня физически и эмоционально опустошенной. Казалось, что её собственные дети начинали требовать от неё больше, чем она могла дать. Чтобы удовлетворить эмоциональные потребности своих собственных детей, ей часто приходилось покидать дом, и это её беспокоило. Казалось, что всё, что она могла сделать, это накрыть на стол для Джона и своих детей, а потом убрать беспорядок. Сам Джон был обременён работой, которую приносил домой на вечер. Впервые в своей жизни у Джин начались проблемы со сном. Для неё это не имело большого значения, потому что она была такой уставшей, когда наконец добиралась ночью до постели. Но теперь это заняло у неё больше времени чтобы лечь спать, и сон её был прерывистым. Проснувшись утром, она казалась почти такой же усталой, как и когда ложилась спать.
Джин начала тосковать по выходным, но не потому, что могла отдохнуть, а потому, что это давало ей время привести свой дом в идеальный порядок. А потом была их церковь. Джин и Джон были преданы своей церкви. Ей было трудно сказать "нет" этим потребностям там. Поэтому вместо того, чтобы позволить себе восстановиться по выходным, она обычно приходила в понедельник ещё более измотанной, чем была в пятницу.
По мере того, как Джин приближалась к истощению, она начала понимать, что не может справляться со всеми своими обязанностями - 150 учеников в день, новый дом, двое детей и работа в церкви захлестывали её. Вот на что это было похоже для неё - она тонула очень, очень медленно. Она чувствовала, что не может ничего вычеркнуть из своего расписания. Джону и ей нужен был её доход, чтобы они могли жить в своём новом доме. И для неё было невозможно просто ходить на работу и не участвовать в эмоциональной жизни своих учеников. Она просто была не таким человеком. И, конечно, ни одна мать не могла бы пренебречь своими собственными детьми. Об этом не могло быть и речи. И как она могла пренебречь делом Божьим в церкви? Нет, подумала она, это не входило в её расписание. С ней было что-то не так.
Она начала говорить с Джоном о давлении, которое она испытывала, но потом подумала: "Как я могу беспокоить Джона, когда он и так перегружен работой?" Она подумала рассказать кому-то в церкви, но в её голове прозвучал голос, говорящий ей, что никто никогда не должен знать, что она на самом деле не может справиться с ситуацией - что она должна просто продолжать в том же духе, и всё будет в порядке. Она не знала, откуда взялось это последнее впечатление, но решила подчиниться ему. Она ни с кем не говорила о своей усталости и нарастающем стрессе, который захлестывал её. Она решила просто продолжать идти.
Однако Джин кое от чего отказалась. Она всегда любила Слово Божье, и размышлять над ним было её ежедневной привычкой. Но у неё больше не было ни энергии, ни способности концентрироваться. Впервые в её христианской жизни она перестала проводить то, что она называла "временем наедине с Иисусом".
Погружение в безумие
К февралю 1965 года Джин впала в отчаяние. Она пошла к своему семейному врачу, и медсестра отвела её в один из кабинетов для осмотра. Через несколько минут вошел доктор Бауэрс. "Привет, Джин. Что привело тебя сюда сегодня?" - спросил врач.
“Доктор Бауэрс, я так измучена, что с трудом могу переставлять одну ногу за другой. Кажется, что каждый понедельник утром я сажусь на большую карусель и еду в школу, и забочусь об учениках, и делаю всё что нужно, и возвращаюсь домой к своим двум маленьким детям и забочусь о них, и каждую пятницу вечером я слезаю с карусели. Но когда у меня выходной, я стараюсь сделать в выходные всё, что мне не удавалось сделать за всю неделю. Так что это всё равно что оказываюсь на другой карусели. А потом в понедельник наступает утро, и я снова сажусь на большую карусель. Я просто больше не могу этого делать”, - всхлипнула она.
“Джин, ты устала, и ты совершенно измотана. Тебе придётся внести некоторые изменения в своё расписание. Как только школа закончится, тебе придётся отдохнуть. Ты не пользуешься мудрость, которую дал тебе Бог. Тебе придётся научиться расставлять свои приоритеты и отказываться от некоторых вещей". Доктор Бауэрс дал Джин какое-то лекарство, которое помогло бы ей защитить свою иммунную систему и придало ей немного больше энергии. Она начала чувствовать себя лучше, но проигнорировала совет врача о пересмотре своих приоритетов, потому что на самом деле не понимала, что он имел в виду.
Наступило лето 1965 года, и у Джин закончились уроки. Джон заслужил полностью оплаченный отпуск в Сан-Франциско у своей компании по страхованию жизни. Это должны были быть замечательные и спокойные каникулы для них обоих. В тот вечер, когда Джин собирала вещи для отпуска, она почувствовала острую боль под мышкой. Сунув руку под левую мышку, она нащупала большую твёрдую шишку. Она рухнула в кресло. Её охватило черное отчаяние. Она подумала о своей лучшей подруге Энн, которая умерла от рака, когда ей было двадцать восемь лет, и оставила после себя двух маленьких детей. Всё началось с того, что Энн обнаружила точно такую же опухоль, как эта.
Из темноты, которая окутывала Джин, прошептал чей-то голос, "Ты похудела, ты устала, у тебя шишка под мышкой, и у тебя есть все остальные симптомы, которые были у Энн. У тебя то, что было у Энн, и это всего лишь вопрос времени, когда ты присоединишься к ней". Джин никогда не испытывала такого страха, как сейчас. Это было парализующе. Она почувствовала, что у неё немеют ноги. Она не могла ходить. Ледяная рука страха сжала её сердце так, что надежда на Святой Дух вытекла из её сердца и растеклась маленькой лужицей на полу рядом с ней, и она была бессильна вернуть её обратно.
Голос сказал Джин, что она никому не может рассказать. Как она могла рассказать Джону и испортить те несколько месяцев, что им оставалось провести вместе? Что хорошего было бы в том, чтобы поговорить об этом с Богом? В конце концов, разве не Он допустил этого? Может быть это был приговор ей, потому что она так плачевно не справлялась со своими обязанностями жены, матери, учительницы и христианки. Нет, всё было кончено. Ничего не оставалось, кроме как зачахнуть, как это произошло с Энн.
Отпуск превратился в катастрофу. Всё, о чём могла думать Джин, было: "Я умираю. Я оставляю этих двух прекрасных детей и моего
дорогого мужа. Я покидаю свой прекрасный дом на холме, и следующей осенью меня здесь не будет, чтобы преподавать". Она продолжала дотрагиваться до шишки, которая, казалось, росла с каждым днём. По мере того, как она росла, Джин становилась всё тоньше и тоньше. Когда она вернулась из Сан-Франциско, она уже была не функционирующей.
В какой-то момент тем летом Джин начала плакать и не могла остановиться. Джон не мог этого понять, а она не могла ему сказать. У Джин был нервный срыв, но поскольку она никогда не знала никого, у кого был бы нервный срыв, она не понимала, что происходит.
Каким-то образом она дожила до конца лета. Директор сказал ей, что её назначили заведующей кафедрой домоводства. Вместо того чтобы праздновать, эта новость довела её до грани истерики.
Джин снова начала преподавать, но она была эмоционально подавлена. Каждый раз, когда ученики выходили из класса, она заливалась слезами. После пары недель попыток преподавать она вернулась к доктору Бауэрсу. Когда он вошёл в смотровую, она попыталась объяснить ему, в чём дело, но всё, что она могла сделать, был крик. Наконец она подняла руку и указала на шишку. "Что это?" - спросила она.
Осмотрев её, доктор Бауэрс сказал: "Джин, почему ты не пришла сюда после того, как впервые нашла это?"
"Я был слишком напугана".
"Что ж, тебе следовало прийти сюда, потому что я мог бы развеять все твои страхи. Это не то, что ты думаешь. Я хочу провести полный медицинский осмотр, но я почти уверен, что эта опухоль не злокачественная".
Позже, после полного медицинского осмотра, доктор Бауэрс вызвал Джин и Джона к себе в кабинет, чтобы сообщить им диагноз. Он сказал, что у Джин не было рака. То, что она приняла за злокачественную опухоль, было не чем иным, как опухшими лимфатическими железами из-за использования неправильного вида антиперспиранта. Однако она была больна и измучена. Частично её потеря веса была вызвана проблемой с её женскими органами. Доктор Бауэрс сказал, что это можно исправить с помощью небольшой операции.
Эта новость должна была принести Джин большое облегчение, но когда она услышала о небольшой операции, то предположила, что и
врач, и её муж скрывают от неё реальные факты. Голос сказал Джин, что Джон и доктор Бауэрс сговорились не говорить ей сразу о её раке, потому что она была в такой депрессии и так много плакала. Несмотря на заверения доктора, она была более чем когда-либо убеждена в том, что у неё был рак и что врач лгал ей, чтобы успокоить до операции.
Джин была настолько уверенной в себе и самодостаточной, что так и не научилась просить о помощи. Она разваливалась на части, но не могла обратиться за помощью ни к Богу, ни к своему мужу. В ту ночь она начала колотить в стену спальни и истерически плакать. Джон никогда не видел, чтобы Джин вела себя подобным образом. Когда ему не удалось заставить её остановиться, он в гневе хлопнул входной дверью и убежал в свой офис.
Стук по стенам был нечленораздельным криком Джин о помощи. Джон отвёз её обратно к доктору Бауэрсу, который порекомендовал ей взять двухнедельный отпуск в школе. Ни Джон, ни доктор не понимали той пагубной лжи, которая распространилась в душе Джин, и полной безнадёжности, которая пришла вместе с ней. Она взяла двухнедельный отпуск, чтобы отдохнуть, но продолжала терять вес.
Когда она вернулась к преподавательской деятельности, один из учеников в её классе спросили её, где находится определённая вещь. Она с минуту смотрела на ученика, а затем на её лице появилось отсутствующее выражение. Медленно слова "я не знаю, я не знаю" слетели с её уст. Как будто внутри неё что-то выключилось. Всё, что она когда-либо знала, будучи взрослой, казалось, покинуло её и она стала похожа на маленького ребёнка. Она услышала, как говорит сама себе: "Я ухожу из этого класса и не думаю, что когда-нибудь вернусь". Без всякого предупреждения она начала истерически кричать и побежала к двери.
Одна из учительниц в другом конце коридора увидела, как она выбегает из класса, и выбежала, чтобы перехватить её. Она обхватила руками Джин, которая всхлипывала: "Всё кончено. Всё кончено". Коллега успокоила её и усадила в машину. Она отвела её к доктору Бауэрс, который немедленно позвонил психиатру и записал на приём. К тому времени, как Джон добрался до кабинета психиатра два часа спустя, Джин всё ещё не смогла поговорить с психиатром. Всё, что она могла сделать, это сидеть в его кабинете и истерически плакать. Психиатр обнаружил, что только лекарства могут успокоить Джин. Он начал давать ей транквилизаторы.
Джин не могла поверить, что ей, возрождённой христианке, приходится принимать транквилизаторы. Она скатилась в бездну безнадёжности. Она так и не вернулась в класс. Её жизнь состояла из транквилизаторов и регулярных посещений кабинета психиатра. Она не могла убирать. Она не могла готовить. Она не могла функционировать. Её дом ничего для неё не значил. Всё, чего она когда-либо хотела, ничего для неё не значило. Она проводила свои дни, сидя в гостиной и пялясь в одну точку. Она даже не могла причесаться. Джон будил её утром, одевал, а затем расчесывал ей волосы. Затем он собирал детей в школу и шёл на работу.
Джин подумала, что ей было бы лучше умереть. Она думала, что её семье будет лучше, если она умрёт. Эти суицидальные мысли усилились, и она начала пытаться покончить с собой. Однажды она попыталась выпрыгнуть из машины Джона на оживлённой автостраде Сан-Диего. Он едва смог удержать её. Врач назначил ей торазин. Джон брал её с собой на работу утром, чтобы она не причинила себе вреда. Но Джин не могла чувствовать любовь Джона, и лекарства на самом деле не притупили её боль. Она чувствовала, что её окутывает удушающая темнота. Она чувствовала себя умственно, эмоционально и физически мёртвой. Мысли о самоубийстве постоянно посещали её.
Родители Джин, Карл и Джесси Уильямс, были в отчаянии из-за того, что их дочь впала в безумие. Карл и Джесси имел живую веру во Христа и верили в Его силу исцелять. Карл был международным казначеем организации Бизнесменов Полного Евангелия. Он много путешествовал с Димасом Шекаряном и имел возможность встретиться с рядом известных христианских евангелистов. Они с Джесси начали брать Джин с собой на всевозможные евангелизации и христианские собрания, чтобы пасторы и евангелисты молились о её исцелении. Многие из самых известных евангелистов-целителей 1950-х и 1960-х годов молились об исцелении Джин в течение этого времени, но ничего не произошло. Ей становилось всё хуже.
Американская мечта Джона и Джин Раборг быстро рухнула. Джону пришлось нанять домработницу, чтобы заботиться о своих детях и жене. Медицинские и психиатрические счета Джин подорвали их сбережения. У них выросли телефонные счета на тысячи долларов, потому что она связывалась со своими родителями без ведома Джона. У них больше не было дохода Джин от преподавания, который помогал бы покрывать их расходы. Они были на грани банкротства.
К февралю 1966 года Джин просто не могла вести себя как взрослая. Джон делал для неё всё. Её дочь Жанель, которой стало одиннадцать лет, стала матерью в этом доме. Джон планировал отпраздновать день рождения Джин вечером двадцать второго февраля, после её визита к психиатру. Когда Джон пришёл домой с работы, чтобы отвести её к психиатру, Джин объявила, что больше никогда не пойдёт к психиатру и что она больше никогда не собирается принимать таблетки торазина. Джон был в отчаянии. Он умолял её сходить к психиатру".
"Джин", - сказал он, - "все наши друзья отказались от нас. Наш пастор уже не навещает нас. Нам больше не к кому пойти. Все молились за тебя, но это не принесло никакой пользы. Доктор - наша единственная надежда". Наконец, он переубедил её прийти на приём. Доктор Диксон, её психиатр, спросил Джин, принимала ли она свои лекарства. Она совершила ошибку, сказав ему, что не только
не принимала своё лекарство, но и никогда больше не собиралась его принимать. Психиатр быстро ответил: "Тогда мы поместим Вас
туда, где вы захотите принимать". Несмотря на её протесты, Джин обнаружила, что в свой тридцать шестой день рождения стоит перед городской Психиатрической больницы Виста.
Здание было совсем не таким, как она вообразила. Она находила его внешне прекрасным. Она подумала: "Возможно, я всё-таки смогу немного отдохнуть здесь". Вестибюль был красиво обставлен, и весь персонал казался таким добрым и заботливым. Они с Джоном подписали всё бланки о допуске. Медсестра провела их через дверь, и они пошли по длинному коридору. Тепло, которое она почувствовала в вестибюле, исчезло. Они подошли к массивной металлической двери, в которой было одно маленькое окошко.
Они вошли в дверь, и когда та захлопнулась, она автоматически заперлась. Джин стояла с медсестрой, и она увидела Джона с другой стороны через маленькое окошко. Она попала в отделение интенсивной терапии.
Несколько пациентов сидели в углу и смотрели телевизор. Другие расхаживали взад-вперёд, не обращая внимания на окружающее. Некоторые просто сидели неподвижно, уставившись в пространство. Потом она услышала крики. Джин увидела пациента, привязанного к каталке, который был доставлен на шоковую терапию. Она позвала на помощь Джона, но его там не было. Она воззвала к Богу, но Его, казалось, тоже там не было. Санитары выдали Джин больничную ночную рубашку и забрали все её личные вещи, за исключением Библии. Они отвели её в новую палату. Она стояла там, ошеломленная. Окна были зарешечены. Она была совершенно одинока. Она стояла на одном месте и плакала целых два часа, не двигаясь. Ей дали ещё торазина, и она впала в умственное забытье.
Независимо от того, какую терапию они применяли к Джин, она никак не реагировала. Часы бодрствования она проводила как в тумане. Ей всё время стало хотеться спать. В четыре часа пополудни она ложилась в свою постель и сворачивалась калачиком в позе
эмбриона. По утрам медсестре приходилось заставлять её вставать с постели.
Несколько раз она, казалось, возвращалась из темноты и притворялась, что чувствует себя лучше. В таких случаях они отпускали её домой погостить. Но когда она возвращалась домой, то бродила по своему дому от одной кровати к другой, пытаясь заснуть, но у неё ничего не получалось. Врач не позволял дома принимать снотворное из-за её суицидальных наклонностей. Скоро её пребывание дома закончится, и она вернётся в психиатрическое учреждение. По крайней мере, там она могла достать лекарства, которые позволяли ей спать.
Джон продолжал надеяться, что Джин вновь обретёт рассудок, но все остальные знали, что она не вернётся домой. Их дети потеряли надежду. Её родители потеряли надежду. Да и сама Джин давным-давно потеряла надежду.
Джин знала, что больше никогда не покинет свою тюрьму. Голос пришёл к ней в темноте и задал простой вопрос, “Как могла христианка, которая любит Бога и верит в Его сверхъестественную силу, оказаться так далеко от Него в сумасшедшем доме?” Затем тёмный голос предложил ответ: "Ты совершила непростительный грех. Ты похулила Святого Духа. Тебя никогда нельзя будет простить. Это твоё осуждение". Джин поверила этому голосу.
Сила Духа
В октябре 1968 года Карл и Джесси Уильямс отправился в Сан-Бернардино, чтобы послушать евангелиста-исцелителя по имени Пол Кейн. В последний вечер собрания Джесси встала и попросила Пола помолиться за её дочь, которая была заперта в психиатрической лечебнице. Пол согласился и помолился за Джин. После встречи Пол спросил Уильямсов, где находилась их дочь. Они сказали Полу, что больница находится где-то в районе Сан-Диего, но они не знал её названия или точного местонахождения. Джон отказался сообщить родителям Джин, где она была помещена в психиатрическую больницу. Хотя к настоящему времени его отношения с родителями Джин были крайне натянутыми, он сделал это не из подлости, а скорее от отчаяния. Почти каждая попытка христиан послужить Джин, не только не помогала, но и усугубляла её состояние. Каждая молитва о её исцелении приносила некоторую надежду, а затем горькое разочарование. В конце концов, и учреждение, и Джон согласились с тем, что Джин было бы лучше, если бы она была полностью изолирована. Джон оборвал все контакты между Джин и внешним миром, кроме как с самим собой. Пол сказал Уильямсам, что будет продолжать молиться за их дочь.
Пол ушёл с собрания в середине ночи и пошёл к своей машине. После двух непрерывных недель встреч он смертельно устал. Вдобавок ко всему у него была тяжелая инфекция носовых пазух. Пол подумал, что это ирония судьбы, что Господь использовал его для исцеления разных людей в течение последних двух недель, в то время как сам он оставался больным. Он вставил ключ в замок зажигания, но прежде, чем повернуть его, ещё раз помолился о Джин Раборг. Когда он молился, он начал чувствовать сострадание Иисуса к Джин. То, что начиналось как простая молитва, превратилось в поток слов и эмоций, когда он обратился к Господу избавить Джин от её безумия. Он плакал, чувствуя, как сердце Христа сострадает ей. Плача, он поднял глаза к небу, и ночное небо превратилось в гигантский телевизионный экран. На экране Пол увидел Джин в психиатрической больнице, и он узнал кое-что о её жизни до того, как она попала в больницу. Затем Бог заговорил. Этого не было слышно, но и если бы было слышно, то не могло бы быть яснее. Эти предложения сформировались в сознании Пола: "Если ты поедешь в Сан-Диего и помолишься за эту женщину, она будет мгновенно исцелена к Моей славе. И Я буду использовать это свидетельство до конца её жизни, чтобы вселять в женщин надежду".
На следующее утро Пол поехал в Сан-Диего. Он подошёл к телефону-автомату, не зная, что Джин Раборг находилась всего в двух кварталах отсюда, в психиатрической больнице Меса-Виста. Уильямсы дали Полу номера офиса и домашнего телефона Джона Раборга. Сначала Пол позвонил в офис, но никто не смог найти Джона. Затем он позвонил домой. К телефону подошла дочь Джин, Жанель, которой уже было двенадцать лет. Пол попросил Жанель дать ему название больницы, в которую была помещена Джин. Жанель ответила: "Мне очень жаль, сэр, но я не могу сообщить Вам название больницы. Никому не позволено видеться с моей матерью, кроме моего отца".
"Жанель", - сказал Пол, "я не хочу, чтобы ты ослушалась своего отца, но я бы хотел, чтобы ты побыла на телефоне ещё хотя бы минуту. Видишь ли, Господь послал меня сюда, чтобы помочь твоей матери. Сейчас я собираюсь помолиться. Пожалуйста, оставайся на линии. Я верю, что Господь поможет мне найти твою мать". Пол помолился, и через несколько секунд он снова увидел гигантский телевизионный экран. На этот раз он увидел газету Сан-Диего с заголовком, который гласил: "Меса-Виста."
"Джанель, я верю, что Господь показал мне, что твоя мать находится в Меса-Виста. Мне просто нужно, чтобы ты подтвердила это для меня. Это название тебе о чём-нибудь говорит?"
"Всё так, сэр. Это она. Меса-Виста - психиатрическая больница".
"Спасибо тебе, Джанель. Дорогая, я знаю, что это был долгий, утомительный путь для тебя и твоей семьи. Тебе приходилось быть такой сильной, пока твоя мама была так больна. Я хочу, чтобы ты знала, что Бог исцелит твою маму, и она будет дома через три дня. И когда она вернётся домой, она будет здорова и полна радости. До свидания".
Джанель положила трубку. Много раз она слышала, как люди обещали, что её мать исцелится, и каждый раз эти обещания проваливались. Но на этот раз всё было по-другому. В голосе этого человека было что-то особенное. И он как-то смог получить название Меса-Виста.
Пол прошёл через тёплый вестибюль психиатрической больницы Меса-Виста и нашёл секретаршу. "Здравствуйте, меня зовут Пол Кейн. Я служитель, и я здесь для того, чтобы увидеть Джин Раборг". Секретарша повернулась, чтобы посмотреть номер палаты Джин. Рядом с именем Джин был приказ: "Не видеться ни с кем, кроме её мужа". Но вместо того, чтобы запретить Полу увидеть Джин, она необъяснимым образом повела его по этому длинному коридору и открыла перед ним дверь. Пол направился прямиком к посту медсестры и спросил Джин Раборг. Она проходила курс трудовой терапии. Для Джин "трудотерапия" означала, что она отправляла почту и собирала конверты. Это было единственное, что, как они выяснили, она могла делать. Остаток дня она просто бродила вокруг в торазиновом оцепенении. Джин услышала, как по громкоговорителю выкрикнули её имя, и стремглав бросилась к посту медсестры. Завернув за угол, она увидела Пола, стоявшего примерно в пятнадцати метрах от неё на посту медсестры. “Боже милостивый”, подумала она, “кто этот мужчина? Он выглядит точь-в-точь как ангел. Я вижу, как от него исходит Твоя слава. О, как бы я хотела, чтобы кто-нибудь подобный пришёл навестить меня”.
"Джин, этот человек пришёл повидаться с тобой", - сказала медсестра. Они вдвоём прошли в её палату и сели.
"Джин, меня зовут Пол Кейн. Ты меня не знаешь, но я знаю тебя. То, что я собираюсь тебе сейчас сказать, тебе будет трудно понять. Иисус послал меня сюда, потому что Он любит тебя и потому что Он собирается исцелить тебя. Я собираюсь помолиться за тебя сейчас,
и Он исцелит тебя, и ты будешь дома через три дня".
Перед тем, как Пол попал в больницу, он увидел состояние Джин, одурманенной лекарствами, и попросил Господа даровать ей ясный ум, пока он разговаривал с ней. Теперь, когда Пол сказал, что она будет исцелена, она почувствовала, что в этом обещании было что-то отличное от всех остальных.
"Прежде чем я помолюсь за тебя, я хочу сказать тебя кое-что, что поможет тебе понять, что Бог действительно послал меня к тебе. Я могу остаться только на несколько минут, а потом мне нужно быть на пути в Даллас. Первое, что Иисус велел мне сказать тебе, - это то, что ты никогда не совершала непростительного греха, и Он знает, что ты любишь Его всем своим сердцем".
Джин думала, что вот-вот лопнет. "О, я действительно люблю Его, я действительно люблю Его - я люблю Иисуса всем своим сердцем!" - воскликнула она.
“Господь велел мне напомнить тебе кое о чём, что произошло, когда тебе было четырнадцать лет, Джин. Ты была в летнем лагере в Орегоне, и однажды вечером после служения ты бросила сосновую шишку в огонь, и ты попросила Господа Иисуса войти в твоё сердце, и ты попросил Его сделать тебя миссионером".
"Да, сэр! Да, сэр! Но откуда Вы могли это знать?"
"Я этого не знал, Джин. Господь показал мне это, и Он говорит, что собирается сделать тебя миссионером, но не так, как ты думала".
Пол внезапно замолчал. Он на мгновение закрыл глаза, а затем сказал: "Джин, прямо сейчас у меня видение. Я вижу стоящего мужчину в униформе авиакомпании, и он пилот. Он ваш друг, ваш сосед. Его жену зовут Пэт. Как его зовут?"
"Его зовут Аллан Линдеманн. Он капитан в авиакомпании PSA в Сан-Диего. Он живёт прямо через дорогу от нас в Юниверсити-Сити".
Пол спросил: "У тебя ещё есть соседка по имени Мэрион?"
"Да".
"В будущем ты расскажешь Пэт и Мэрион о том, что Господь сделал для тебя, и это изменит их жизни. У меня есть видение Аллана, одетого в униформу авиакомпании, и ты расскажешь ему своё свидетельство. Он поверит во Христа благодаря твоему свидетельству. А теперь позволь мне помолиться за тебя".
Когда Пол молился за Джин, она почувствовала себя так, словно ей на живот положили гигантскую грелку. Затем у неё возникло ощущение, что её поливают горячим маслом и проникают внутрь каждой клеточкой своего тела. В то же время она почувствовала, как с неё спадает облако подавленности. Это было так, как если бы Господь открыл внутри неё кран радости. "Я исцелена!" - воскликнула она.
"Нет, ещё нет, не совсем ещё", - сказал Пол. "Когда я уйду отсюда, безумие попытается вернуться. Бог вложит Священное Писание
в твоё сердце, когда я выйду за эту дверь. Это Писание скрепит твоё исцеление. Когда злой голос вернётся к тебе, не слушайте его. Вместо этого скажите: "Написано", а затем процитируйте место Писания, которое Господь вложит в твоё сердце, когда я уйду. Процитируй это Священное Писание. Дух и Слово исцелят тебя и будут поддерживать твоё исцеление, Джин. Ты будешь дома через три дня, и тебя переполнит радость. До свидания. Я буду молиться за тебя".
Сила Слова
Когда Пол вышел за дверь, Джин взяла свою Библию. Она попыталась сосредоточиться на страницах, но пока не могла их прочитать – всё ещё слишком много торазина было в её организме. Её разум снова начал затуманиваться. Она чувствовала, как онемение проникает её голову. Она отложила Библию и вышла из своей двери в большую ротонду, где пациентам разрешалось гулять. Пока она шла, ей на ум пришёл отрывок из Ветхого Завета, Исаия 41:10: "не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей". Как раз в этот момент она почувствовала, как ледяная рука протянулась из темноты и сжала её сердце. Она услышала, как этот злой голос начал шептать, но вместо того, чтобы прислушаться к нему, она закричала: "НАПИСАНО - "НЕ БОЙСЯ, ИБО Я С ТОБОЙ, НЕ СМУЩАЙСЯ, ИБО Я - ТВОЙ БОГ; Я УКРЕПЛЮ ТЕБЯ; Я ПОМОГУ ТЕБЕ; Я ПОДДЕРЖУ ТЕБЯ ПРАВОЙ РУКОЙ МОЕЙ". Ледяная рука отпустила её. Злой голос умолк. Она цитировала это Слово снова, и снова, и снова. Каждый раз она чувствовала, как сила Божья вливается в её тело.
На следующее утро, когда её психиатр, доктор Эпплфорд, пришёл навестить её, он сказал: "Джин, что с тобой случилось? Почему ты не плачешь? Откуда взялась эта улыбка? За всю свою практику я никогда не видел, чтобы кто-нибудь в одночасье выходил из депрессии". Джин рассказала ему историю о том, что произошло, когда Пол навестил её накануне. Когда Джин закончила, её психиатр сказал: "Хотя я член церкви, я никогда не верил в чудеса, но то, что я вижу прямо у себя на глазах, меняет моё мнение. Я собираюсь понаблюдать за тобой пару дней, а затем проведу ещё одно обследование". На третий день, ярким солнечным октябрьским утром 1968 года, Джин Раборг вышла из этого психиатрического учреждения, чтобы никогда больше не возвращаться.
Джон отвёз её домой, в их новое жилище, маленькую квартирку. Они потеряли свой прекрасный дом на холме. Они потеряли свои сбережения. Но это не имело значения. Ничто из их "вещей" не могло доставить им радости или защитить от лукавого. Теперь они обрели милость Божью. Или, скорее, милость Божья нашла их. Его Слово и Его Дух освободил их и вернул им жизнь с большей глубиной и силой, чем они могли себе представить до того, как Джин впала в безумие. Поскольку теперь они жили в более бедном районе города, они больше не видели своих прежних соседей. Но несколько месяцев спустя она вернулась в группу по изучению Библии в своём старом районе, чтобы дать своё свидетельство о Божьем избавлении. Пэт и Мэрион были глубоко потрясены, как
и предсказывал Пол Кейн.
Но Джин так и не удалось поговорить с Алланом Линдеманном.
Вскоре после исцеления семья Раборг переехала из Сан-Диего в Финикс. Через тринадцать лет после исцеления Джин её пригласили приехать в Солт-Лейк-Сити, чтобы поделиться своим свидетельством с женской группой. Джин прилетела из Финикса в Сан-Диего, чтобы встретиться со своей дочерью Жанель, которая собиралась сопровождать её в Солт-Лейк-Сити. В Сан-Диего они сели на рейс PSA до Солт-Лейк-Сити.
"Мам, - сказала Джанель, - интересно, а Аллан Линдеманн мог бы управлять этим самолетом?"
"О, дорогая, я уверена, что он уже на пенсии". Но чтобы удовлетворить любопытство дочери, Джин спросила стюардессу, кто был капитаном самолета в тот день.
Стюардесса сказала: "Его зовут капитан Аллан Линдеманн".
Джин не могла в это поверить. Она отправила Аллану сообщение о том, что они с Джанель были в самолете. Стюардесса принесла записку от Аллана, который спрашивал, не выпьют ли они с ним кофе в Солт-Лейк-Сити.
Обычно Аллан не летал в Солт-Лейк-Сити. Его обычный маршрут был из Сан-Диего в Сан-Франциско. В этот день он замещал другого пилота. По крайней мере, это была человеческая причина, по которой он оказался в Солт-Лейк-Сити в декабре 1981 года. Истинная причина, по которой он оказался в Солт-Лейк-Сити, была установлена Богом и стала известна много лет назад в психиатрической лечебнице. Бог был близок к исполнению видения, которое увидел Пол Кейн, когда Джин была исцелена.
В ресторане аэропорта Аллан спросил Джин, что она делала в Солт-Лейк-Сити. "Я здесь для того, чтобы поделиться свидетельством о моём исцелении", - сказала Джин.
"О да, я помню этого парня-пророка, который получил видение о Пэт, когда ты была исцелена".
"Верно, Аллан, но он не просто видел Пэт в видении, он также видел и тебя".
"Правда, что ли?"
"Да, и он видел, как я разговариваю с тобой, когда ты был в униформе. Вот как он узнал, что ты пилот авиакомпании".
"Это потрясающе".
"Да, это удивительно. Это показывает тебе, как сильно Бог любит тебя, Аллан, и как хорошо Он тебя знает".
С этого момента Джин начала делиться с ним Евангелием. Глаза Аллана наполнились слезами. Впервые он понял, что Иисус занял Своё место на кресте и заплатил за все его грехи. В тот день Аллан Линдеманн поверил в Господа Иисуса Христа, который спас его от его грехов. Он родился свыше прямо на глазах у Джин. "Аллан, всё именно так, как Пол сказал, что это будет в видении, которое он увидел о тебе?" - спросила Джин. - "На тебе была твоя униформа и ты услышал моё свидетельство и Евангелие Господа Иисуса и родился свыше".
Аллан продолжал плакать. Наконец он сказал: "Чего ты не знаешь, Джин, так это того, что это последний день, когда я надел эту униформу. Сегодня я ухожу на пенсию. Совсем скоро я полечу домой, в Сан-Диего, и я сниму эту униформу навсегда".
Сила Слова и Духа спасла Аллана Линдеманна и освободила Джин Раборг из психиатрической лечебницы.
Дорогостоящий развод
Никто в Новозаветной церкви не стал бы рассматривать приведенную выше историю как уникальное, изолированное событие. Они привыкли видеть, как сила Слова и Духа действуют сообща. Однако где-то на этом пути церковь поощряла молчаливый разрыв между Словом и Духом. Разводы болезненны как для детей, так и для родителей. Один из родителей обычно получает опеку над детьми, а другой лишь изредка навещает их. Это разбивает сердца родителей и детей. Многие в церкви сегодня довольствуются тем, что живут только с одним “родителем”. Они живут по Слову, а у Духа есть лишь ограниченные права посещения. Ему просто удаётся время от времени видеть детей и прикасаться к ним. Некоторые из Его детей даже больше не узнают Его. Некоторые стали бояться Его. Другие члены церкви живут в Духе и позволяют Слову только спорадические визиты. Дух не хочет растить детей без Слова. Он может видеть, какими неуправляемыми они становятся, но Он не будет заставлять их делать то, что они должны выбрать своим сердцем.
Таким образом, церковь превратилась в разделённую семью, растущую с разными “родителями”. Одна группа детей гордится своим образованием, а другая группа детей гордится своей свободой. Оба думают, что они лучше другого.
У "родителей разбито сердце. Потому что, в отличие от большинства разводов, они не выбирали этот развод. Это сделали их дети. И Слово и Дух должны быть почтены и выбраны. А пока, сколько ещё Джин Раборг томятся в лечебницах, ожидая, когда дети снова сведут “родителей” вместе?
Это последняя глава из книги "Surprised by the Voice of God" by Jack S. Deere
|
