Свидетельство Василия Савича о посещение небес. - 15 Мая 2010

Часть №1.
США, Нью-Йорк
Василий Савич.

От редактора : очень интересное свидетельство пастора, христианского служителя. Очень впечатляет его видение служителей, попавших в Ад из-за неверности в передаче слова и угождения людям, слова Христа, святых и Его апостолов.

Вы поймите меня только правильно, чтоб у вас не сложилось и мысли такой, что я лучше вас или святее вас. Нет, я такой самый во плоти, тот самый человек. Просто были дни или моменты, когда я говорил, что я очень жалею [что возвращался с неба]. Я был не один раз в исступлении, и все разы я давал согласие [на возвращение]. Но когда был последний раз – это случилось тут уже, в Америке где-то два с половиной года назад.

Я думаю, Павел… (да и все проповедующие и особенно сосуды поймут меня, что это такое за жизнь.) Он говорил: нет больше мученика, как тот, который несёт слово от Господа. Что хотят на него скажут, что хотят бросят, как хотят пинают… У меня сейчас с сердцем тяжело, но я буду стараться. Я думал, что сегодня смогу проповедовать…

И однажды я пришёл со служения, я очень был побитый от тех, от которых я не ожидал. Я как пришел, так пал в кровать, в подушку. Я не плакал, я рыдал, я кричал:

– Господи, для чего я остался на этой земле?! Для чего? Видишь, что я уже больше не могу. У меня уже больше силы нет.

И так ко мне подошла жена, стала меня утешать, успокаивать, говорит:

– Сколько мы уже прошли и, значит, и это нужно пройти…

Она часто мне это говорит:

– Значит, Бог знает, что ты это понесёшь. Через силу Он не даст. Для чего-то это нужно. Только я тебя очень прошу, чтобы Он не услышал ни звука ропота из твоих уст, сохрани Бог от этого. Будем молиться. Но зато придет день, когда мы придем туда и всё это забудем.

Она так успокаивала, и мы так легли спать. Это было в двенадцать или начало первого. И я всё плакал, я хочу спать, но не могу, я плачу, мне настолько больно. Не оттого, что меня побили, а оттого, что Бог открыл, в какое время мы живем и что хочет Бог, а люди просто не хотят верить и принимать. Вот от этого я плакал.

И к нам приезжала в гости одна сестра, может быть, она была и у вас. Братья, поймите меня правильно, я боюсь Бога, чтоб осуждать или поносить кого-то. Вы, может, слышали о ней, вы должны о ней знать: Нина, она сейчас в Нью-Йорке. Она приезжала (вот они свидетели) в Нью-Йорк и нам говорила неоднократно, чтобы ей давал я участие в служении. Я ей говорю:

– Первое: пойди, примирись с мужем. Просто воздержись в этом. Причина есть: ты была сочитана христианским браком. Если бы мы были в мире, неверующие – тут можно было бы как-то смотреть: ты покаялась, а он не захотел. Ну, а здесь в чём причина?

И я с ней так вот поговорил. Она на меня обозлилась. И по сей день она простить не может. Я ей враг номер один. Я ей сказал: Нина, я тебе желаю благословения. Но вот с этим грехом ты не войдёшь в Царство Небесное. Пойми: не войдёшь!

И когда она приехала в нашу церковь, её там приняли, дали ей участие. И после этого Бог мне открывает одну из тем, которую я должен был говорить в церкви, и должен был затронуть вопрос тот. Я не знал этого, но Бог показывает, что, допустим, меня просит человек принять его в гости, а я его знаю, кто он. И Бог показывает, что там, где этот человек останавливается в этих грехах, этот грех будет разлагать ту семью, которая приветствует его, этот грех. И вот, где она останавливалась, то там это и происходило. И об этом мне надо было говорить. Я, как меня братья проповедующие могут понять, я «закруглил углы» – и правды не сказал, и неправды не сказал. То есть, я сказал, но так, чтобы это было трудно понять: и чтобы Нина не обиделась, и церковь не поняла, что я именно конкретно должен был сказать.

И когда я пришел домой с таким переживанием, я понял и так и сказал: «Господи, я понял, что я должен был сказать». Но я столько видел восстаний, непониманий! Я не хотел идти уже на рожон. Я умалюсь, я лучше не скажу. Места из Писания сказал, а это вообще затронул чуть-чуть, вскользь.

И когда мы так рассуждали, лежу, и в это момент, – это уже говорит Катя, я этого уже не знал, – она говорит: я начал молиться, и молитва была очень сильная на иных языках. Молитва, говорит, с таким плачем, а потом я на русском языке сказал: «Господи, знаю! Знаю, что я виновен! Ты знаешь, что меня и так не принимают! Если бы я это сказал, то что бы сделали со мной…»

Катя начала меня трогать, чтоб я понял, что я говорю, но увидела, что я уже не реагирую. Она поняла… и она меня оставила и стала смотреть, что будет дальше. Я сильно, говорит, плакал, просил прощения у Бога: «Прости, что я так поступил! Прости меня за это! Я не имел права так поступить».

Катя рассказывала, что я так молился, плакал, лежа на боку, долго так просил прощения у Бога, каялся, молился, а потом, говорит, повернулся резко на спину, и руки поднялись резко к небу, и начал молиться на иных языках. Плакал, слёзы шли, и о чем говорил, она не знает.

А потом… мне эти вещи трудно передавать, так как это со слов жены, вы помните, она вам рассказывала. Потом руки резко упали, и всё. Она ко мне – пульса нет, биения сердца нет, всё: жизнь остановилась. Она поняла, что я всё уже, поняла, что я умер, меня нет. Но она знала, что я был в исступлении несколько раз, и она решила: первое – позвонить детям, а потом думает: «Ночь, я буду поднимать детей… не буду».

Она еще говорит, что когда мои руки были подняты, и я молился на иных языках, потом я сказал: «Свят, свят, свят Господь Саваоф!» Она говорит: «Мне казалось, что весь дом был наполнен славой Божьей, присутствием неба. На меня сошла такая сила, такая радость». Она всё время сидела возле меня всю ночь, и не было ни страха, что она сидит возле мертвого, ничего. Она плакала, молилась, но не о том, что я умер, а о том, что чувствовала присутствие Божье. Она увидела, что всё… потрогала ноги, руки, через время всё тело стало холодное… Она сидела, молилась всё время и наблюдала. И так прошла ночь.

Но теперь я возвращаюсь, что получилось с этого момента. Тогда, когда я начал молиться, когда я увидел это, – она не видела, а я видел, – как пришёл Ангел и стал возле моей кровати в виде вот так, как человек, я его видел. И мне говорит:

– Зачем ты поступил так – не отдал то слово, которое тебе было дано отдать в церкви сегодня? Ты лишил народа того слова, которое не будет иметь оправдания, а с тебя взыщу за них, что ты скрыл это слово. И этот грех уже на тебе.

Вот почему я плакал и каялся, что я этого не сказал.

Мне стало очень больно, я стал просить у Бога прощения, и в этот момент он говорит:

– Я послан тебя забрать от сей земли.

Но не говорит, навсегда или временно. А я был рад тому, что уже забрать, и говорю: «Ну всё, на этом уже всё!» Слава Богу, что забрать, что я от этой земли уже уйду.

Что еще видела Катя, в этот момент – вот как эти стены, так по бокам, по этим сторонам вот так стеной Ангелы – один возле одного, и так сплошной коридор Ангелов и свет, и в этом свете Христос стоит и ожидает, и я с Ним. Душа выходит из тела быстрее, чем глазом моргнуть. Раз – вот как сейчас мои руки упали – так это моя душа вышла из тела, и я уже стою возле себя, возле кровати. Смотрю: жена сидит плачет, я лежу… Никакой уже нет жалости, сочувствия, дети сироты, жена остаётся… все это отсутствует полностью. Уже там этого нет. Потолка нет, ничего не существует. Никаких крыльев у меня не было, и у Ангела не было крыльев. Мы шли с ним просто и беседовали. Но мы шли – я смотрю, мы идём как будто в каком-то коридоре, вот как сидишь в самолёте, в иллюминатор смотришь, в окно, и над тобой всё пролетает. Вот так я смотрел, а он улыбнулся и говорит:

– Что, интересно?

Я говорю:

– Да, идём, а так быстро.

А он говорит:

– Если бы ты знал, с какой скоростью мы идём! Она не измеряется в ваших милях.

И говорит:

– Вот это расстояние, куда мы сейчас пришли, это куда добрались люди в космос, но это очень низко.

Человек-то гордится, что он в космос вышел, на луну, но это очень и очень низко. Мы еще долго с ним шли. Он мне объяснял о планетах, о строении, как потом всё будет новое, а это до времени. А мы идём все к этому свету, и это как коридор света, и мы так идём с ним. И вот только пришли туда, и вот там ворота. И ты видишь ту славу, то сияние света Сына Божьего, Ангелы, и уже слышу это пение…

Пение, братья и сестры, я слышал три месяца день и ночь, если не больше. Круглосуточно. Я сплю, но я слышу. Там мелодия неземная. У сегодняшних музыкантов, как послушаешь, слова-то про Христа, а музыка адская… Музыка адская, это страшно.

И когда мы пришли туда, я смотрю, – я думал, что я один иду, – а смотрю, что с разных сторон Ангелы тоже идут и других сопровождают. Тоже умирают души. То есть с разных мест люди умирают, и мы все встречаемся в воротах. И называется имя, а я стою. Я это видел. Но я дважды эти ворота видел: и когда я пришел, и когда назад возвращался.

Называют имя, и тут сразу ответ:

– Жизнь прошла так, так, так, но ты не имел любви к этому брату, и за то, что ты не мог его простить – до суда.

А он:

– Господи, я же 25 лет сидел в лагере!

– До суда! Не начало спасает, а конец!

Видите, за такую, казалось, мелочь, что столько человек перенес испытаний, страданий, а в последние дни жизни ненавидел брата. Не мог простить. Я не буду перечислять всех тех вопросов, что я видел, что там, при мне вот так было отправлено, за такие, казалось, мелочи, что я на это на земле никогда не мог подумать. Мы, верующие, не придаём даже значения такого.

– А почему? Ведь написано, что туда ничто нечистое и преданное мерзости не войдёт! – там мне Христос сказал. – А почему вы не делаете ударения, ведь Я сказал, что за каждое праздное слово дадите отчет в день суда?

Значит, уже в числе Церкви не будешь. За одно праздное слово ты не будешь в числе Церкви, уже на суде. Я никогда об этом не думал, а Христос сделал на этом ударение. Насколько чистота! А мы, всё: благодать на благодать, милость, всеобъемлющая любовь Божья. Мне часто так говорят: «Не такой наш Господь, как ты жесток. Если б ты стоял в дверях, то мы бы не вошли, но Господня любовь…» Да, Он многомилостивый, но и строго взыскивающий.

Но когда подошли те, которые встречали, чтобы туда приходящих встретить внутри, и Ангел говорит:

– Впустите!

И при мне таких было не один и не два, не три, не пять, не десять человек впереди меня, которые вошли в эти ворота. Во-первых – это торжественное пение встречи. Знаете, пришел постоянный житель, пополнение на небе. Эти наши умершие братья и сестры стоят встречают. Это приветствие, эта картина неописуема!

И когда подходят, называют их имена, они подходят, их туда пускают, пение, приветствие. Ну и моя очередь подходит туда входить. Вхожу… слава Богу! Главное – за ворота, а там уже всё! Я знаю, что оттуда меня уже никто не выгонит! Я так думал. Что на этот раз назад не пойду, не соглашусь. И я так радуюсь, и так меня встречают, и тут я его узнаю. Я там встретился с Паньковым Виктором, со своим другом. Он мне очень много рассказывал о своей Минской церкви. О многих, чтоб я им передал. Я им передал через одного брата, но не знаю, передал или не передал. С ним я довольно много беседовал.

Но я так тоже хотел их поприветствовать, и они – ко мне, а Ангел так рукой остановил:

– Нет, он на время.

Как он сказал, что я снова на время, так сердце внутри: «Ну, разве только сбросят отсюда! Я добровольно не пойду!»

А Ангел улыбнулся:

– И никто тебя сбрасывать не будет, пойдешь добровольно на землю.

Всё, я понял, что тут вопрос уже исчерпан. Но я ему только сказал:

– А где Христос, я хочу просить у Него, чтобы всё-таки остаться мне тут.

После, когда мы так шли, я ему так сказал. И я с живущими там мог говорить только на расстоянии, я не мог близко к ним подойти, те не могли приветствовать близко.

А разговор идет вслух? А на каком языке?

Там совершенно другой язык, не английский, не русский, не украинский. Мне так сказал Христос:

– Когда тебя будут спрашивать, какой на небе язык, скажи: язык любви.

Это не английский, не русский, не украинский. Там есть такое: говоришь, что не говоришь, что просто молчишь, тебе отвечают на твои вопросы. Думаешь – и сразу отвечают, мне только пришла мысль, а мне Ангел уже отвечает. Он даже идет, и как бы ничего, и просто на мои мысли отвечает, отвечает – идет разговор на мои мысли.

Тела – я вам скажу о телах, вам будет интересно, как мне было интересно первый раз. Ангел подчеркнул мне, что тела не нуждаются, как мы здесь, в туалетах. Там этого нет. Внутренностей, как у нас желудок, кишечник – этого нет. Он сказал так: «Просто оболочка для сохранения нашей души – новое тело». Это тело создано таким, что я через тело могу видеть дальше. Вот такие там тела. Вот такие там одежды. Хотя это одежда. Ты не видишь. Там нет того, там я понимаю, что это – моя бабушка, это – мой брат. Я понимаю, но там нет, что это моя жена, сын, бабушка, там нет родственности. Там одно родственное целое, одна семья. Там уже этого нет.

Конечно, первое что, мне была возможность поговорить, встретиться. Я встретился со своей бабушкой, спрашивал, встретился с тёщей. Она мне много говорила, потом её сестра младшая, которая умерла. Тоже они знали, что я возвращаюсь назад, они слышали и просили каждый передать: тот себе, тот себе, каждый себе – передай, передай, передай – ты же пойдешь. Я говорю:

– Вам хорошо здесь говорить «передай», а мне не хочется возвращаться.

И когда уже этот Ангел сказал, что моё время подошло к концу с ними говорить, я должен был идти с ним дальше. Конечно, я с каждым говорил, кого я знал: с друзьями, братьями, сестрами в церквах, которых я знал, которые уже отошли в вечность, я со многими встретился там. И после этого мы пошли. Может быть, я после возвращусь к вопросу про родственников и друзей. Особенно много и долго я разговаривал там на этот раз со своим другом Паньковым Виктором, он был пастырем церкви в Беларуси. Он всё рассказал мне о себе и как что произошло.

Многие как хотят рассуждают, что хотят делают, но он рассказал много, как он переживает за церковь, как он переживает за народ – чтобы все пришли сюда, они ждут там каждого. Каждого ждут! И пастырь – это не в том, чтобы просто называться пастырем. Бог спрашивает за каждого члена церкви. Спросит – и настолько строго… спросит. Что не вовремя подошел к этой душе, не вовремя побеседовал, не вовремя предупредил, не вовремя остановил, не вовремя… То есть пастырь, как Он показал, должен быть, первое: избранным Богом, помазанным Богом, иметь личное ведение и откровение от Господа. Если он будет пользоваться слухами, то он приведет церковь в тупик. Почему? Там сказали на Лёню, там сказали на Павла, мне сказали… Да, есть наушники и клеветники. Дьявол клевещет. Но я должен знать как пастырь лично о Павле, что Бог о нём говорит, а не что люди, и делать то, что хочет Бог, а не люди.

Вы знаете, сколько настаивали и давили на меня в церкви: «Исключи того, исключи!», а Господь говорит:

– А ты попостись как пастырь за эту семью.

Да, там надо было исключать… по-человечески. А потом, вы знаете, когда уже было, что я лежал, вот этот пришёл и пал мне на грудь, обнял и рыдал:

– Если б ты меня тогда исключил, то я б покончил жизнь самоубийством. Но та твоя любовь и твои молитвы, когда ты постился и молился, то сохранилась наша семья, и Бог меня вырвал из ада. И я спасён! И я спасён! Я знаю цену, сколько тебе это стоило, но я благодарю Бога, что ты этого не сделал!

Как важно сегодня знать об этом. Я этого не знал, но Он мне там объяснил, что это такое. Это не просто так – создать устав церковный, порядок церковный, когда начать служение, когда закончить служение. Это всё регламент. Нет! Ты должен видеть в церкви, кто заболел, кто приболел, к кому пойти сегодня на дом, с кем наедине поговорить, с кем наедине помолиться, а к кому просто подойти, и подать руку, и посмотреть, и сказать: «Я тебя люблю! Я за тебя молюсь!» – и для этой души достаточно. «Не бойся, тебя любит Иисус!» – и достаточно. Больше ничего не надо.

Ну, хорошо, я остановлю тему о пастырях, хотя эта тема очень глубокая, Он давал мне эту тему, объяснял мне это.

И вот тогда, когда мы пошли дальше, он мне показал растение. Цветы… Я такой красы не видел на этой земле – подобие красоты тех цветов, какие там. Сказал он, Ангел, так – вы можете представить, это состав нашего тела:

– Если бы ты своими плотскими глазами увидел этот цветок, то ты бы потерял зрение, если бы ты понюхал аромат, то потерял бы обоняние.

Подобные цветы я уже и здесь искал, хотя бы наподобие тех цветов найти, подобных по аромату или по красоте, я не нашел. Что приготовлено для нас!

Мы там рассуждали, он объяснял. И он мне говорит:

– Вот ты в своих проповедях много упоминаешь о Петре, о Павле, об этих апостолах. Они сейчас с тобой будут говорить!

И он так встаёт, и идёт навстречу Павел. Низкого роста такой. И он говорит:

– Я Павел, о котором ты проповедуешь. Но ты многого обо мне не знаешь, обо мне много не написано, и много не дошло до вас, что я писал, много не дошло… И многое даже, говорит, не в точности передали то, о чём я писал.

Конечно, для меня беседа с ним была довольно-таки… он дал мне, можно так сказать, камень под ноги, наставление именно как проповеднику, как правильно нести. И он говорит:

– Знаешь, никогда нигде не оставил Христос, что мы должны иметь какие-то титулы. Мы должны быть рабами Иисуса Христа. А если я имею титул, это придумали люди. И если я имею титулы, а не имею помазания, и я готовлю проповеди, то в этих проповедях Бог не нуждается. Ибо я написал: «Я от Самого Господа принял то, что и вам передал». Это надо понимать так: ты много книжек понакупил, ты много историй имеешь, ты много любишь читать, но не пользуйся этим в проповедях. То есть, как фундаментальностью. Ты много теряешь силы и благословений оттого, что ты начинаешь читать оттуда, но не на коленях. Стань на колени, и получишь тут тему, которая сегодня нужна в этой церкви, но она не будет нужна в другой церкви. Она сегодня нужна здесь.

Понимаете?

– Если ты получаешь то от Господа, то ты отдашь. И никогда, если получаешь тему проповеди от Господа, не спеши идти отдавать, сначала её на коленях проработай с Богом, пропусти через себя.

Понимаете, о чем я говорю? То есть, что я буду говорить вам, то я должен пропустить через себя. Увидеть себя там. А потом проси помазания, времени, силы для отдачи этого слова. Вот об этом я говорил, что в таких проповедниках нуждается сегодня Господь, чтобы так передавали Слово, так проповедовали.

Конечно, он много давал там наставлений на основании Слова Божьего о том, какой должен быть правильный подход в духовных вопросах, в духовных беседах. Он сказал:

– Никогда не смотри на публику! Это есть самое страшное, когда ты во время проповеди смотришь на публику и, когда видишь, что не принимают, то тогда начинаешь это «убирать», смягчать. Вот, – он говорит, – в этом твоё падение и твое поражение. После этой проповеди ты не будешь уже иметь духовного роста, ты не будешь иметь уже того помазания, ты не будешь иметь силы, ты не будешь иметь радости, потому что ты не отдал того слова, которое дал тебе Бог. Ты будешь молиться, но у тебя не будет присутствия Божьего. «Почему? Какой грех?» А сатана тебя будет этим бить: видишь, ты грешник, видишь, у тебя нет помазания, благословения?! Видишь, у тебя уже проповеди не те… И ты давай копайся, а он будет поднимать всё твою прошедшую жизнь, которую простил Бог, но он тебе будет преподносить: вот она, посмотри! Чтобы тебя сложить, как говориться, на лопатки, чтобы ты больше не поднялся. Поэтому, что бы ни говорили, как бы ни говорили, в какой бы ты ни был трудной и тесной обстановке, самой неприемлемой, помни: если тебя туда посылает Бог сказать это слово, то впереди идет Господь, ты не бойся – отдай! За этим словом стоит Бог! Но ты должен отдать это. И Бог тебя в этом благословит. Но если ты начнешь подбирать слова, которые нравятся народу и которые более приемлемые, то ты помни, что ты будешь не дальше, чем в аду, потому что Богу лицемеры, обманщики, лжецы не нужны. Почему? Потому что ты говоришь обман, ты не говоришь истины людям. Ты не говоришь то, в каком состоянии народ. Конкретно не говоришь, люди погибают.

Я потом возвращусь к этим проповедникам, потому что я видел. Потому и сказал сегодня в проповеди, что меня в аду вы искать не будете.

Павел много объяснил мест Священного Писания – именно его Послания. И знаете, когда он говорил о его Посланиях, о том, что он писал, то в это время мы так сидели с ним, разговаривали, и перед нами картина его жизни – Павла – на земле. И он говорит:

– Видишь, вот это я. Вот видишь, это моя ситуация была. Но я должен был идти говорить. Вот видишь, мне тоже было трудно. Вот как я молился…

Особенно он показал тот момент, когда они молились, и ноги были в колодках. Братья и сёстры, я думал что колодки – это обыкновенные колодки… Во-первых, этот человек был очень изможденный, избитый, изнуренный духовно и телесно. Но больше всего он был избит от братьев.

– Мне, говорит, не было так больно от колодок, как от ударов братьев.

В Священном Писании мы видим об этом мало. Вот, что там у них было какое-то разногласие… Но там дальше об этом нам Писание молчит, что потом там говорили на Павла братья… и что говорили сёстры. Почему Павел – я никогда об этом не думал – пишет: «мне послужили руки мои»? Говорит:

– Ты знаешь, сколько меня обвиняли и говорили мне: «Ты, Павел, только ездишь, ты тунеядец, ты работать не хочешь, ты только ездишь собираешь деньги»? Говорит, я именно работал – не для того, чтобы им доказать, но чтобы они знали, что, пока я работаю, то сколько народу лишается возможности слышать Слово Божье. …Мне послужили мои руки, но вы за это ответите пред Богом.

Но об этом Евангелия молчат, и Послания молчат. И я этого не знал. Но он мне глубже открыл своё состояние души. Говорит:

– Никогда не смотри на людей, им никогда не угодишь. Будешь ли ты работать, будешь ли ты не работать, будешь ли ты ездить, либо ты не будешь ездить. До тех пор, пока ты будешь врагом дьявола, он будет мстить. Как только ты перейдешь на его сторону, так он тебя сразу обильно благословит на этой земле – ты будешь иметь все наилучшее: и авторитет, и славу, и по ступенькам ты вырастешь до самого верха погонов и званий. Но только у Господа ты будешь самым низким. Пойми, бойся этого, и да сохранит тебя Господь лицемерить и льстить слуху народа или идти на компромисс с народом с каким-то грехом. Не иди! Отдай то слово, которое хочет Бог, в точности, и увидишь, что Бог сделает.

Конечно, он там объяснял ситуацию восстания братьев, восстания этих фарисеев, книжников, всех их, он рассказывал эти ситуации. Знаете, когда эти моменты бывают, я начинаю эту картину пропускать в голове. И жена часто говорит: подумай, когда тебе тяжело, то есть те, кому еще труднее… И я в эти моменты стараюсь думать, но не всегда получается – думать, насколько тяжело было нашим братьям – первопроходцам Павлу, Стефану, Петру. Вы знаете, когда я с ними говорил, то старался себя не раз поставить хоть чуть-чуть на их место, но, наверное, не вынес бы то, что вынесли они и как до нас шло это слово.

Я не смогу вам всё это подробно рассказать, но буду так понемногу, кратко рассказывать о каждом.

Стефан мне сказал:

– Твоя беда, твоё поражение, что ты много плачешь, много стонешь, много падаешь, много переживаешь, ты имеешь большие глаза и большие уши. Если бы я, говорит, видел, кто какой камень держит на меня и кто что говорит на меня, то я не видел бы отверстое небо. Чем больше ты будешь видеть, кто на тебя что имеет и кто на тебя что говорит, тем больше для тебя будет закрыто небо, и ты будешь в отчаянии, плакать, стенать: я одинок, я и Богу не нужен, я и людям не нужен, я и церкви не нужен. Это тактика дьявола. Не смотри никогда, кто какой камень взял на тебя, подними взоры в небо! А помощь придёт! И увидишь отверстое небо, славу – и забудешь, и не увидишь. В это время ты не увидишь этих ударов камней, не почувствуешь боли. Там будет кровь, там будет всё, а ты видишь отверстое небо и ты переходишь…

Я хочу дополнить как раз о Стефане, о первых христианах. Когда я со Стефаном беседовал, с Павлом, с Петром, и что меня затронуло – именно от Петра я пошел на этот разговор – когда Петр сказал мне о себе, кто был он. И вот сегодня, вот этот брат заканчивал служение, мне так хотелось встать сказать: брат, за этими словами стоит нечто глубже!

Я-то трактовал бы еще, может быть, и хуже, объяснял бы в таком состоянии. Этот брат правильно, очень хорошо говорил, хорошо, и сам я до этого не смог бы додуматься, как этот брат объяснил эту тему о Петре. Но когда Петр рассказал мне эту ситуацию, почему они пошли ловить рыбу. Петр ушел ловить рыбу… Почему он ушел? Ага! Он знал, что воскрес Христос! И он знал, что он отступник, что он отрёкся. Он говорит:

– Я ушёл ловить рыбу не из-за того, что хотел ловить рыбу, но чтобы уйти от глаз людских! Ибо все знали, что я говорил, что я не отрекусь! И вот Он воскрес, и что, если Он придёт и я с Ним встречусь? И Он же мне говорил: «Пётр, се сатана просил сеять вас». Вот это просеивание, эту ломку ты должен пройти для того, чтобы Мне тебя послать, чтобы ты не был…

Господь хотел показать Петру в этом его самонадеянность, его самоуверенность, его силу, его ревность, его пылкость. Но Бог сказал:

– Не это Мне нужно, Пётр, но Мне нужно твое послушание Мне и чтобы Дух Божий и помазание Духа Святого было на тебе тогда, когда Я оставлю тебя на этой земле, чтобы ты создавал церковь.

И правильно, кто может понять – Христос говорил тогда – кто может понять больного, если этот человек не был больным? Не может!

И Пётр говорит:

– Как бы я мог пойти тогда к язычникам, как бы я мог пойти к падшим людям, если б я сам не был падшим? Не был грешником… Я не пошел бы! Но я понял тогда, кто такой был Пётр, и Он преломил меня в Своих руках! Показал! И тогда, когда я ушел ловить рыбу – не потому что я был рыбак, но чтобы мне не встретиться со Христом, мне стыдно было! Я боялся! И когда я заплыл на эту воду, на глубину, и это была ночь, то я только одно просил, чтобы не наступило утро, чтобы только была ночь. И я слышал голос Божий: «Пётр! Не всегда будет так! Пётр! Не всегда будет ночь! Не всегда будут тучи над твоей головой, но взойдет солнце правды! Тебе милость Божья!»

И Пётр говорил:

– Против всех моих желаний наступает утро! Вася, я вот так руками закрывал глаза и приоткрывал: неужели, неужели… Я не хотел, чтобы это утро было! И я же слышал, что мне сказали: Он воскрес! Его видели… Мария видела! Видели! И я знал, что у меня с Ним неминуема встреча. И мне сказали, что и меня Он ждёт. Я знал это! И, понимаешь, я хотел уйти. И мои друзья тоже пошли со мной. Но они-то не знали сердце моё, почему я ушел ловить рыбу! И когда вот уже наступало утро, но еще не рассвело, и вот на берегу силуэт… Не человек, не личность, но силуэт, приближающийся к берегу… Когда я увидел этот силуэт, то моё сердце не просто забилось, но затрепетало, оно чуть не выскакивало, я почувствовал: Он! Он! Он! Тот, от Которого я отрёкся! Он! Моя вся внутренность прочувствовала, что это Он! Я на расстоянии прочувствовал, что это Он!

И поэтому он бросился в воду, препоясавшись, и начал плыть. Он!

– И я ждал, что Он сейчас подойдет ко мне ближе, возьмет меня за подбородок, поднимет мою голову и будет смотреть в глаза: «Ну что, Пётр, Я тебе что говорил?» Я этого ждал… Этого не случилось! Он сказал: «Дети…» В этих словах – «дети» – всё расплавилось… Никакой обиды, никакой злобы, никакого упрёка, никакой укоризны, одна любовь! «Дети…» У меня всё, говорит, внутри… «Дети»… Мне хотелось кричать: «Раввуни! За что Ты меня любишь?!! Ведь я же отрекся. А Ты называешь дитятей?»

– Дети, есть ли у вас какая пища?..

А Он знал, что у них нет пищи. Почему? Они беглецы от лица Божьего. Чтобы не встретиться с Ним. Какая может быть пища?

– Идите сюда, Я вам дам.

И вот, он говорит, когда я пришел к Нему и Он стал… Этого-то не написано, не описано, что у них произошла личная встреча со Христом. Когда Он только посмотрел ему в глаза. И Он, положивши руку на плечо Петра, обнял его и сказал:

– Петр, Я люблю тебя! Пётр, ты нужен Мне!

– Я Ему начал говорить, что так получилось, что прости, но Он сказал: «Нет, нет, Я видел твоё покаяние, оно уже у Отца! И когда Я восходил к Отцу, Отец Мне передал, как ты горько плакал. Ты уже прощен! Но дьявол пугает тебя, чтобы ты не шел ко Мне».

Как многих нас сегодня сатана пугает, когда Бог простил нас, он шепчет – да ты же такой грешник! Показывает нашу прошедшую жизнь. Господь говорит: твое покаяние у Отца! И Отец дал тебе и послал Сына Своего, прощение, очищение в Крови Его, что сегодня ты сын, ты дочь Его! И Он называет: «Дети». «Дитя»… Он не сказал по-другому.

Это кратко о Петре, как он был… Он рассказывал о себе, какой он был пылкий, как он отсёк ухо, что он думал, что у него было, что они ожидали того, что Христос должен был делать. Как они ходили рядом со Христом, но они не видели в Нём еще Сына Божьего. Вы знаете, когда мне об этом Пётр говорил, то сказал так:

– Поверь, мы не видели! Мы видели Учителя, мы видели разумного, сверхразумного Человека, мы ждали, что это – Царь Иудейский, наш Царь, Который должен восстановить царство Израиля. И мы знали, что это Тот Мессия, Который должен был придти, и восстановит, сделает переворот, установит новый закон, будет всё новое, римлян всех выгонит, и мы будем с Ним.

И вот здесь-то они каждый уже планировал, что они будут делать в Его царстве, что они не будут простыми, может будут в парламенте, может будут еще где, но они будут не простыми людьми. Об этом тоже нет в Писании, но когда он рассказывал, что они думали… В то время почему Христос и говорил, и обращался к ним, и почему Он их просил: молитесь! Он делал несколько ударений на том: «Мне надлежит это, Мне надлежит это, Я буду распят и в третий день воскресну», но они не понимали. Не могли понять точно, о чём Он хочет здесь сказать. Говорит: когда только Он воскрес, то мы увидели, что Он говорит, что Он не просто человек.

И в этот момент, когда Он уже пришел к ним, когда сказал «Мир вам!», тоже эту сторону объяснил.

А теперь я хочу именно о Петре чуть-чуть еще дальше, постараюсь сжать это, потому что, видите, то, что произошло, как сказать, хоть Катя и сказала, что я сказал: «Как хорошо, что я так долго там отдохнул!» – это была только ночь, а для меня это было времени, не знаю сколько десятков лет продолжительности. Я там прожил. Так казалось мне в глазах наших по-человечески, в умствованиях.

И я говорю:

– Пётр, когда ты был во время одним из учеников как основатель Первоапостольской церкви, и когда было гонение на первых Христиан, и когда их выводили на амфитеатры, сжигали, зверями растерзывали, расскажи этот момент.

Он говорит:

– Я не только тебе расскажу, но и покажу, сейчас пойдем к тем, кто был там с этими зверями.

И вот я иду, и вот эти дети, там эти родители, там эти отцы и матери, и там эта огромная толпа братьев и сестер… – эта первая церковь. Братья и сёстры, поверьте, я не могу об этом передать, я как увидел эту первую церковь Христа там! В каком одеянии эти герои веры! В каких венцах, в какой славе, в какой красе! Как победители! Я не буду все говорить, только скажу тот момент, что они мне сказали:

– Когда нас выводили, то мы не смотрели (я говорю о тех, кто был со зверями), какие звери шли на нас.

В то время, когда они шли, взявшись друг за друга, и перед этим молились. Помолились, их вывели, и с этой молитвой и пением в Духе Святом, исполненные Духа Святого, они с этим пением вышли и шли. И с этим пением они как вышли, то они увидели на этой арене, что там опять коридор Ангелов, и там вверху Христос с распростертыми объятиями их зовёт: «Идите!»

– Вот всё, что мы видели! Звери дикие, разъяренную толпу, кричащую толпу – нас уже не существовало. Мы шли вверх туда. Так мы перешли из временной в вечную жизнь. С пением Духа Святого.

Это первоапостольская церковь так переходила. С пением… Почему Павел и Сила, исполнившись Духа Святого, они пели…

Знаете что, конечно, говорить подробно, что они рассказывали, что другие говорили, которых привязывали к столбам, они были живыми факелами… Я их спрашивал:

– Что вы в это время чувствовали?

Они тоже все пели. И в то время, когда их сжигали, то никто не слышал стонов, или криков, или мучений, но все слышали горящие факелы, а из этих факелов, из огня – пение Духа Святого. Они отданы были Господу.

У Петра я еще спросил:

– А почему ты согласился на такое распятие вниз головой?

Он говорит:

– Потому что я был недостоин. Только одно, что я отрекся, я не хотел быть распятым, как Христос. Я недостоин. Я не достоин Его.

Он рассказывал о себе. А сколько эти братья пережили издевательств, мучений, побоев! Как били, физически и духовно. Об этом есть мало в Священном Писании, очень мало. Они об этом рассказывали именно об этом как сегодня, сколько сегодня… Говорит, в последнее время это будет, Вася, в церквах. Это говорил Павел, это говорил Петр, это говорил Стефан. Они говорили об этом, что будет: будут избивать друг друга и изгонять из церквей и будут думать, что этим служат Богу. Будет это в последнее время перед взятием церкви от земли. Это будет.

Ну, а потом поговорил с ними, и Ангел говорит:

– Время твоё подходит к концу твоего пребывания.

Я говорю:

– А где Христос? Я буду просить у Него, чтобы мне не возвращаться назад.

Я думал, что буду просить у Него, я Ему скажу, объясню, как мне тяжело, уже сколько страдал, что не хочу больше. Мне очень тяжело. Скажу Ему всё…

И так мы шли с Ангелом, и я вижу, что Ангел встал в таком благоговении… Он стоял от меня слева. И знаете, двигаться – ни я, ни он – мы не могли. Не то чтобы у нас было что парализовано, нет – такое благоговение! И свет сзади нас шел сильнее, сильнее, сильнее… И мы оказались в этом самом свете. Свет – это будет грубое сравнение, знаете, земной свет – он очень резкий, очень больный, а тот мягкий, сильнее нашего здесь света, но мягкий, сильнее сварочной электрической дуги. Это такое грубое сравнение. И мне только Ангел сказал:

– Вот почему я сказал тебе, что если б ты был во плоти, то сгорел бы, ничто не устоит в присутствии славы Божьей.

Потому что наша плоть нечиста. Поэтому там новые тела.

И когда Он поравнялся и стал справа от меня так, то я всё понял… Он мне не говорил, кто Он… И Он только сказал:

– Любишь ли ты Меня?

В этих словах, я говорил, это… одна любовь! Одна любовь!

Я сказал что люблю, Он меня трижды спросил, и я повторил.

– Но если ты любишь Меня, то почему не любишь Мой народ?

Я говорю:

– Как? Я люблю!

– А как же понять твою любовь, как ты любишь, что ты не хочешь возвратиться на землю и передать, что ты видел?

Видите, как пошел разговор? Я думал проситься, но Он зашел с той стороны, что ты уже проситься не будешь. Но в это время, я упустил тот момент, как Он подошел, стал возле меня, еще не сказавши слов «Любишь ли ты меня?», то передо мной вот так полностью – ничего, только экран моей жизни за один год. Я понимал, что книга жизни – это вот такая большая с большими обложками, и там будут искать моё имя и что за этим именем стоит. Нет! Там только Его присутствие, и перед тобой эта книга, перед твоими глазами: ты сам себя видишь со стороны. Смотришь себя, как ты жил на земле: как говорил, чем занимался, как проповедовал, всё, всё до мельчайшей мелочи там – всё! Мысли – и те зафиксированы! Всё! И только я вот так смотрю и написано: «День прожит в суете», в конце: «Напрасно», ещё: «День прожит в суете – напрасно», «Проведено в молитве за день всего – 30 минут». «Проведено в чтении слова Божьего» – столько-то, «Проведено в молитве» – столько-то, а остальное… всё… Смотришь, и всё там: это, это, это, и смотрю, что я столько мало… Год, казалось бы, там три часа, там шесть часов пребывал в чтении и молитве вместе, а остальное время я… ну, там работал, там… там время проведено, что я мог бы быть в общении, а я просто, ну… И там написано: «напрасно», «напрасно», «напрасно»… А там есть еще такие моменты: «Посылал, а он не пошел – ответит, взыскано будет с него. Если не покается, перед судом будет отвечать» – уже в числе Церкви не будет… Такие вещи.

- продолжение http://outpouring.ru/news/2010-05-15-1620