Мой спуск в смерть (Ховард Сторм) - 7 Августа 2011

начало предыдущее

5. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Яркий свет светил мне прямо в глаза, я лежал на спине и смотрел на яркие светящие на меня огни, когда заметил фигуры людей, стоящие вокруг меня. Они лили мне на живот теплую мыльную воду и осторожно мыли меня, затем они смывали мыльный раствор холодной водой. Они проделывали это снова и снова, я пытался понять, где я был. "Где я? На Небе или на Земле?"- задал я вопрос самому себе. Широкие глаза внимательно посмотрели на меня с лица в маске. Затем одна из человеческих фигур бросилась бежать, и я услышал разговор на французском. Я понял, что это было на Земле, в больнице, и это были врачи и медсестры. Медсестра рассказала врачу, что я очнулся, а он сказал, что это невозможно. Он подошел к столу, на котором я лежал. Я закрыл глаза, поскольку чувствовал себя неловко смотреть на него, в то время, когда я должен был быть без сознания. Он побранил медсестру за то, что докучает ему и отошел обратно в другую сторону зала. Медсестра склонилась надо мной и посмотрела на мои закрытые глаза. Я почувствовал ее лицо в нескольких сантиметрах от моего лица, я открыл глаза и улыбнулся ей. Я никогда не видел ее раньше, но почувствовал сильную любовь к ней, однако ее это абсолютно не радовало. Наверное, мне лучше заснуть, - подумал я, - было бы гораздо лучше, если бы я был на небесах, я очень хотел там быть. Зачем я вернулся? Я продолжал приходить в себя, и при этом чувствовал ужасную боль, как будто по моему животу проехал грузовик. К моему телу было подключено множество трубок.

Все мое тело, кроме пальцев ног, ужасно болело. Я лежал на постели в большой комнате, вокруг был полумрак. В другой стороне комнаты лежал человек, который был перевязан с головы до ног. Как долго он там был? Что с ним случилось? Может он был причиной того, что я ждал операции одиннадцать часов? Может, он попал в ужасное дорожно-транспортное происшествие? Пережил ли он все это? Я так никогда и не узнал ответы на эти вопросы.

Реален ли мой опыт с Иисусом и ангелами, или мне это привиделось? Поскольку это произошло всего час назад, я начал сравнить его с тем, что происходило сейчас. Ощущения зрения, осязания, вкуса и слуха были тогда более яркими, чем сейчас. Что же является реальностью? Я знал, что теперь мне придется менять всю свою жизнь, но с чего начать? Несмотря на общую боль в моем теле, я был эмоционально счастлив. У меня было гигантское чувство любви, я хотел поделиться этой любовью с кем-то. Несколько часов я лежал и думал обо всем том, что я узнал. Вдруг в комнату зашла Беверли и назвала меня по имени:
Я сказал: "Я люблю тебя".
"И я тебя люблю"- ответила она.
Я: "Так много любви!"
Она: "Да, я люблю тебя".
Я: "Это огромный океан любви!".
Она: "Да, многие любят тебя".
Я: "Я знаю, но любовь больше".
Она: "Да, дорогой".
Я: "Просто позволь себе войти и быть в любви".
Она: "Как ты себя чувствуешь?"
Я: "Я хорошо, но тебе надо оставить все и быть в любви".
Она: "Да, дорогой, хорошо".

К ней было не достучаться, я отчаянно хотел рассказать ей обо всем, а она ничего не понимала. Мы поговорили еще немного, и она ушла. Как я должен был сказать ей о том, что испытывал? Как я должен был объяснить ей оставить все и позволить любви войти в её жизнь? Поверит ли она мне? Поверит ли мне хоть кто-нибудь? Нет, я должен убедить её, я не хочу, чтобы она или кто-то другой пошёл в место мучений. Следующим днем был понедельник, и я был один в палате, за исключением мужчины, перевязанного бинтами. В комнате было полутемно, когда вдруг её наполнил яркий свет. Молодой, красивый мужчина стоял у кровати. Он был около 180 сантиметров высотой, с атлетическим телосложением, на нем была рубашка с короткими рукавами без воротника, белые брюки и белая обувь. У него были короткие, светлые волосы. Он знал, как меня зовут и обратился ко мне по-английски. Я спросил как его зовут, его имя было французским. Он говорил на американском английском, и я спросил его об этом. Он рассказал, как он учился в США много лет. Он хотел знать, как у меня дела, я сказал, что мне хорошо, однако слукавить мне не удалось, поскольку он снова спросил меня о моем состоянии. Я сказал ему, что состояние не очень хорошее. Он сказал, что наблюдал за мной и что будет продолжать проверять мое состояние. Затем он добавил, что я, возможно, не увижу его снова, но он будет рядом со мной, чтобы убедиться что мне становится лучше. Мы пообщались еще немного, затем он попрощался. Когда он ушел, в комнате снова стало темно. Сразу же после его ухода в комнату вошла медсестра, и я спросил ее, кто этот молодой врач, который только что посетил меня. Она сказала, что в палату никто не заходил. Я описал человека, который только что вышел, она сказала что это было невозможным, потому что ее письменный стол был сразу за дверью, она сидела за ним в течение длительного времени и никого не видела.

Я спрашивал о нем мою жену и других медицинских сестер, никто о нем ничего не знал. Затем я понял, что он был ангелом, который принял человеческую форму, чтобы ободрить меня и заверить, что я был не один. Во вторник утром я был взят из хирургического отделения и был переведен обратно в первоначальную палату, где я был принят в субботу в полдень. Моего соседа по палате монсье Флорина не было, он был отправлен на обследование. Один в солнечной комнате, я начал было отчаиваться из-за того, что я не смогу оправиться от разрыва в желудке. Я сомневался в том, что кто-нибудь поверит в мое путешествие в ад, во встречу с Иисусом и ангелами. Я хотел рассказать жене, что случилось, но мне казалось, она не верила.
"Я скорее всего не выживу" - сказал я вслух в пустой комнате.
Вдруг я услышал голос: "Купи билеты домой на понедельник".
Я оглядел комнату, она была пустой. Кто это? Я произнес: "Как я могу вернуться домой в понедельник, когда я даже на ногах стоять не могу?"
Голос сказал: "Тебе станет гораздо лучше, и ты сможешь полететь домой!"
Я ответил: "Как я могу в это верить?"
Он ответил: 'Поверь".
В два часа дня на посещение приехала моя жена. Я сказал ей, что мы собираемся ехать домой и чтобы она купила билеты на самолет на понедельник утром.
На что Беверли сказала: "Хорошо, я скоро вернусь". Это было очень странно, потому что мне сказали, что я должен был лежать в больнице еще месяц, да и вообще я был слишком слаб, чтобы пытаться встать с постели.

При этом у меня было пятьдесят шесть металлических скоб, которыми скреплялся шов на моём животе. Моя жена занимается прокурорской деятельностью и не делает вещи импульсивно. Но в тот момент она нашла телефон-автомат в коридоре рядом с палатой и позвонила ее родителям в Айову Сити. Она спросила их, не могли бы они перевести нам две тысячи долларов на авиабилеты, чтобы мы могли вернуться домой. Они попросили её номер телефона и сказали, что скоро ей перезвонят. Они позвонили в банк своему консультанту, и он сообщил им о том, что он сам недавно вернулся из Поездки в Париж и во время своего пребывания тоже экстренно понадобились деньги переводом из США, поэтому он знал, как и что сделать. Он сказал, что переведет две тысячи долларов на имя Беверли, которые она сможет забрать через полчаса в одном из банков в Париже. Родители позвонили ей обратно и сказали, где ей забрать деньги. Беверли зашла ко мне в комнату и сказала мне, что едет покупать авиабилеты и вернется через пару часов.

В начале пятого Беверли уже была в моей палате с двумя билетами из Парижа в Цинциннати, штат Огайо. Я сказал: "Зачем ты это сделала? Это же сумашествие! Как я смогу полететь домой через неделю?"
"Ты хочешь, чтобы я вернула билеты?"
"Нет"
"Тогда что ты хочешь, чтобы я сделала?"
"Я не знаю."
"Зачем ты попросил меня их купить, если мы не можем полететь?"
"Я не знаю, зачем. А почему ты сделала то, что я сказал?"
"Я не знаю".
Через какое-то время я снова спросил ее, почему она купила билеты, потому что тогда её поведение было абсолютно непохожим на неё. Она сказала, что она была под странным воздействием. Мы не решились сдавать билеты и оставили их, надеясь, что полетим.

В следующие дни я говорил с невидимым присутствием в палате, которое поручило мне купить билеты. Я не знал, что это была молитва. Единственное, когда я услышал этот голос еще раз, было когда я сказал ему, что это было некрасиво просить меня купить билеты, которые мы не сможем использовать. Ведь мы были вынуждены занимать деньги у родителей моей жены.
Голос сказал: "Верь!"

В среду у меня из рук вынули внутривенные трубки. Затем вынули трубку из моего горла. Однажды ночью я сам вытянул отсасывающие трубки из моего живота. В пятницу врачи вынули половину скоб, а остальные были сняты в субботу. У меня была высокая температура, но, похоже, врача или медсестер это нисколько не беспокоило. Сорокапяти-сантиметровый разрез быстро заживал.

В субботу моя температура поднялась почти до 40 градусов. Медсестра сказала, что это случилось потому, что я оставил термометр на солнце, чего я не делал. Я не брился и не мылся уже неделю. Беверли привезла мою одежду, обувь и туалетные принадлежности. Я чувствовал себя настолько слабым, что несколько минут ходьбы полностью меня изматывали. Я был уверен, что мне не становится лучше. Более того, я знал, что мне становится все хуже. Но в воскресенье утром я чувствовал себя хорошо, поэтому я встал и обмылся в раковине в палате. Я помыл всё тело, волосы, почистил зубы, и сбрил то, что отросло за неделю. Я одел одежду, которую Беверли принесла мне, и сидел в кресле, ожидая ее.

Когда она приехала, я сказала: "Я готов". Мы попрощались с месье Флорином, который был так добр. Его слова прощания были: "Мне приятно было увидеть ваш "ренессанс". Вы ведь знаете, что значит слово "Ренессанс"? До свидания".

Мы пошли к по коридору к тому месту, где были медсестры, чтобы сказать о том, что я покидаю больницу. Медсестра была поражена и побежала за врачом. Когда он пришел, он сказал, что я не был выписан. Я заявил ему, что не было никакой ошибки, что я был выписан и сейчас же ухожу. Я пытался говорить это настолько авторитетно, насколько мог. К нашему удивлению, он согласился и отправился заполнять надлежащие бумаги. Уже через несколько минут мы были на улице, останавливая такси, чтобы отвезти нас в отель. Приехав в гостиницу, я рассказал жене все, что случилось со мной в аду и на пути к раю. Я не был уверен, поверила ли она в то, что случилось со мной, но она точно была убеждена в том, что я сам верил в то, что я ей рассказывал.

Я в течение нескольких часов до самой ночи я говорили во всех подробностях о том, что со мной случилось, когда я был мертв. На следующее утро мы отправились в аэропорт Шарль де Голль, откуда вылетели в Соединенные Штаты. Беверли поступила очень разумно, приобретя билеты бизнес-класса. Всю дорогу сидение было полностью разложено, и я лежал, распростершись под пятью одеялами. По лицам окружавших нас пассажиров было видно, что им было неловко находится рядом с человеком, который выглядел настолько больным, как я. Когда мы приземлились в аэропорту JFK в Нью-Йорке, Беверли взяла инвалидную коляску, чтобы перевести меня к следующему терминалу. Наш рейс был отложен на четыре часа, и я, сидя в инвалидной коляске, начал чувствовать себя очень плохо.

Беверли сказала, что нам лучше поехать в больницу, но я отказался. Я пошел в туалет и намочил лицо холодной водой, я молил Бога дать мне силы, чтобы добраться домой. Выходя из туалета, я чувствовал себя ожившим, и мы скоро поднялись на борт самолета, я был уже в конце пути домой в Цинциннати. Тут уже я был уверен, что справлюсь. Мы приехали домой и легли спать. Ранним утром следующего дня мы отправились в Больницу Санкт-Луки возле нашего дома, где наш семейный врач, доктор Гровер, уже ждала нас. Он осмотрел меня и сказал: "Я не знаю, каким чудом вы выжили!" "У меня есть влиятельные друзья», - сказал я. Мне больше ничего было сказать. Он направил меня в больницу, в отделение интенсивной терапии для тех, кто находится в критическом состоянии. Мой диагноз был пневмония обоих легких, острый перитонит и гепатит (не A и не B). У меня была сильная лихорадка, обвисший живот, полный желчи. Многие врачи осматривали меня и лечили большими дозами антибиотиков и дыхательной терапии. Через несколько дней пришел доктор Линне, тем временем мое состояние ухудшалось. После изучения всех пакетов с внутривенными лекарствами они были сняты и повешены новые пакеты антибиотиков. Я спросил медсестру, что это были за лекарства, и она сказала мне, что это были самые сильные из существующих антибиотиков Пепроцилин и Гентимицин.

Я узнал позже, что массивные дозы антибиотиков, которые я получал могли полностью уничтожить почки, но, учитывая мою критическую ситуацию, доктор Линне сделал решение о том, что ничего другого не остается. Хирурги заключили, что мое состояние было слишком слабым для операции по очистке обширной инфекции из моего живота, который тем временем разбух еще сильнее.

Издалека я был похож на женщину на седьмом месяце беременности. В конце концов, шов разошелся и вся жидкость вытекла наружу. В течение этих недель я стал все более слабым и психически дезориентированным. Я засыпал и просыпался хаотично, как днем, так и ночью, я никогда не знал, какое было время суток и какой день недели. Я абсолютно не мог смотреть телевизор, поскольку он путал меня еще больше. Когда люди говорили со мной, мне было очень трудно понимать и осмысливать то, что они мне говорили. Настолько сильно мне хотелось рассказать людям о Боге, Иисусе, Небесах и аде, и жизни после смерти. Всякий раз, когда я пытался говорил об этом, меня захлестывали эмоции, и все мои близкие стали настойчиво просить меня не говорить обо всем этом. Я был очень разочарован, поскольку мне было необходимо не только рассказать всем об этом, но и самому переварить то, что со мной произошло.

Я чувствовал такую сильную любовь к каждому человеку, что мне хотелось обнять всех и каждого и сказать им, что Бог их любит. Когда приходили врачи и медсестры, я хотел говорить им, насколько Бог возлюбил их, и что они были Божьими инструментами исцеления. Позже я узнал от некоторых медсестер, что я был любимой шуткой всей больницы из-за моих нелепиц сказок. Вот лежит критически больной человек, истекающий желчью, провозглашающий любовь любому вошедшему в палату и постоянно бубнящий об ангелах, Небе и Боге.

Много раз в течение этих пяти недель в больнице Святого Луки я чувствовал себя так, как будто я скоро умру. Врачи всегда говорили мне, что я был в порядке, но моей жене наедине они говорили, что не знали, доживу ли я до завтра. Однажды я позвонил моему пятнадцатилетнему сыну и сказал ему, чтобы он не посещал меня. Я думал, что умру в тот день, и не хотел, чтобы он видел, как я умираю. Когда моя жена, мать и дочь посещали меня, я постоянно путал их и сильно волновался. Я стал постепенно терять зрение. Я не мог читать и начал плохо видел. Я мог понять только несколько слов из каждого предложения, поэтому, когда кто-то разговаривал со мной, то я быстро терял нить разговора. Позже мне говорили что я повторял вещи десять, двадцать, пятьдесят раз. Я сам прекрасно понимал, что был в полной мере оторван от мира. Мой разум был целиком и полностью настроен на моем опыте между моей смертью и возвращением обратно к жизни, это было единственным, о чем я думал практически каждую секунду. Я хотел говорить об этом постоянно, но никто не хотел слушать.

Несколько раз в течение этого периода, когда я думал, что я умру, в палату входил ангел. Палата наполнялась сияющим белым светом, и прекраснейшая фигура ангела появлялась рядом с моей кроватью. Это происходило только, когда я бодрствовал и я был поражен внешностью Ангела. Ангел заверял меня, что я буду жить, и что Бог присматривал за мной. Я сразу же чувствовал себя лучше физически и эмоционально. Ангел никогда не приходил, когда в палате был кто-то еще, и ангел всегда уходил до того, как кто-то приходил. Часто сразу же после того, как уходил ангел, заходила медсестра. Она находила меня сидящим на краю кровати, слезы бежали по моим щекам, и я говорил о том, что только что в комнате был ангел.

Они всегда смеялся и говорили мне, чтобы я немного отдохнул. Я знал, что они не верят мне. Я знал, что единственная причина, почему я был жив, - потому что ангелы помогали моему исцелению. Когда врачи говорили, что мне становилось лучше, я говорил им, что это было потому, что Бог помогал мне. Они ничего не отвечали. Я хотел, чтобы они помолились вместе со мной, но они были слишком заняты. Доктор Линне был единственным врачом, который прислушивался ко мне, когда я говорил о Божьей любви.

Врачи начали говорить мне, что это было чудо, я был жив. Я сказал им, это было чудо, потому что Бог сделал это. Я знал о том, что антибиотики и забота, которые я получал, были частью Божьей исцеляющей любви. Как Бог вдохновил мужчин и женщин научно понять механику человеческого тела и болезней, Бог дал людям с состраданием быть инструментами Божьей целебной силой. Знали ли они об этом или нет, но врачи и медсестры были руками Христа, восстанавливая жизнь умирающего человека. Они являются руками Христа, исцеляющими больных.

В течение пяти недель, что я был в больнице святого Луки, большую часть времени я пробыл в палате интенсивной терапии. В глубине моего сердца я хотел вернуться домой, в мой настоящий дом, с Богом и святыми на Небесах. Мне сказали, что у меня было задание, которое я должен был сделать в этом мире, но я действительно очень хотел вернуться домой, поскольку этот мир был для меня слишком трудным и жестоким. Я терял свою способность видеть, слышать, ходить и общаться. Что от того, что я нахожусь в этом мире? Может ли быть от этого какая-либо польза? Я постоянно испытывал боль в теле, а когда я на нее жаловался, мне давали лекарства, которые не позволяли нормально думать. Размышления и мыслительный процесс был единственным занятием, которое у меня осталось. Принимать лекарства, которые не позволяли мне размышлять, было еще хуже, чем страдание от самой боли. Поэтому, когда боль была настолько сильной, что я не мог ее нести, я молил Бога дать мне освобождение от боли. Чем больше я практиковался молиться за освобождение от боли, тем быстрее она проходила.

То, как я научился молился. Молитвы, с которыми я обращался к Богу, обычно начинались к обращения: "Бог, Ты являешься всем, и все происходит и существует Тобою. Ты благость, правда, свет и любовь. Ты знаешь все, и Ты любишь меня. Я являюсь только тем, каким Ты меня создал и полюбил. Ты спас меня от смерти и места мучения. Ты пришел ко мне и исцелил меня. Я знаю, каким ты пришел в этот мир и жил в нем, и Ты знаешь все о страданиях, поскольку Ты сам пострадал. Сжалься надо мной, потому что я слаб. Я хочу быть тем, каким ты меня создал, но я не знаю, как это сделать. Только Ты можешь показать мне. Я застреваю в своей боли, обрушивающейся на меня. Она говорит мне, что я принадлежу ей, что я ничто. Она пытается убедить меня в том, что Ты не любишь меня и не заботишься обо мне. Боль убивает мою надежду и топит мою радость. Это похищает/ворует мою жизнь от Тебя. Это страдание не имеет никакой цели, кроме как искать Твою любовь. Прошу тебя во имя Иисуса: возьми эту боль от меня и дай мне мир. Я расскажу о Твоей благости, даже если они будут смеяться надо мной. Это не имеет значения, потому что Ты Бог. Я благодарю Тебя и люблю Тебя, потому что Ты слышишь мои молитвы, и Ты знаешь тайны моего сердца, даже больше, чем я сам его знаю. Ты можешь сделать, что угодно, и Ты хочешь, чтобы я жил и был наполнен радостью. Спасибо за любовь ко мне. Спасибо Тебе за то, кем Ты являешься. Спасибо тебе за Иисуса. Спасибо за Иисуса, моего Друга".

После одной из таких молитв боль исчезала. Она постепенно уменьшалась до тех пор, пока не исчезала. Это всегда работало, иногда быстрее, иногда медленнее. Часто молитва была прервана сильной болью, и мне было трудно сосредоточиться на Боге, но было важно не сдаваться. Я знал: Бог мог помочь мне победить боль, если я мог сосредоточить мое внимание на Нем.

Я отказался от всех болеутоляющих лекарств, и когда боль обрушивалась, я горячо молился до тех пор, пока она не исчезала. Некоторые дни я только и делал, что занимался этим. Когда боль возвращалась, и я просил Бога убрать ее, и она снова исчезала. Я выучил, что я полностью завишу от Бога за все время моей жизни. Каждый вдох, каждая мысль, каждое ощущение, было подарком от Бога.

Я хотел говорить каждому, кто только был готов слушать: "Бог настолько хороший. Бог любит нас очень сильно. Просто попросите Иисуса, и Он придет к вам!". Однако все находили это смешным, кроме Лизы. Лиза недавно выучилась на медсестру, и ей было двадцать с небольшим. Она работала смену с 23:00 до 7.00 часов. Она приходила в мою комнату посреди ночи, я не спал и рассказывал ей, какой хороший Бог. Она знала Бога. Она ободряла меня.

После поступления в больницу Св. Луки я не смог есть. Я был на строгой диете, которая состояла из отвара, чая и желе. Всякий раз, когда я пытался есть, у меня подходил приступ тошноты. Это происходило даже от глотка воды. Мне вводили жидкость внутривенно, при этом я сильно терял вес. Перед случившимся в Париже я весил сто семь килограммов. Сейчас же вес составлял всего семьдесят шесть килограмм. Впервые в моей взрослой жизни я мог пересчитать свои ребра. Я пытался есть, но меня сильно тошнило, и еда сразу выходила наружу. Каждый пытался меня чем-то накормить, но я просто не мог.

Однажды ночью Лиза спросила, нравятся ли мне молочные коктейли. Я сказал ей, что раньше я пил их все время, но сейчас меня выворачивало только от одной мысли о них. Она сказала, что в отделении онкологии есть хорошее мороженое, и что она сделает настоящий молочный коктейль с настоящим мороженым и с дополнением белка, и что мне придется это выпить. Я сказал ей, что я не мог пить, потому что меня вытошнит.

Она сказала: "Вы будете пить, потому что я сделаю это с любовью ". Я сказал ей, что она потратит время в пустую. Она ушла и через минут 10 вернулась с огромным шоколадным молочным коктейлем. Я сказал ей, что не могу. Она сказала: "Я сделала это для вас с любовью. Пейте!".

Как я мог отказать? Я начал втягивать через трубочку. Он был настолько хорошим. Лиза стояла надо мною, пока я медленно не выпил весь коктейль. Она улыбалась и подбадривала меня. На удивление, у меня не было никаких проблем. На следующее утро я съел свой жидкий завтрак и попросил тостер. С этого дня я начал есть и в скором времени перешел на твердую пищу. И когда я ел, ко мне вернулась сила. Лиза использовала слово, которое я не мог отвергнуть: любовь. Она была полна желания приготовить мне поесть, потому что она верила в Божью любовь. У меня нет сомнений в том, что она содействовала моему исцелению не меньше, чем лекарства которые давали мне врачи. Она выслушивала меня и понимала, как со мной общаться. И Лиза верила в силу любви.

В палате напротив находился пациент по имени Дональд. Он был в своих семидесятых и был тяжело болен болезнью Альцгеймера. Он находился в больнице по причине пневмонии. Он находился в сдержанных и ограниченных условиях, поскольку он был буйным и непредсказуемым. Он кусал тех, кто приближался к нему слишком близко. Дональд также сильно кричал. Особенно в ночное время он начинал завывать, как животное. Я никогда не слышал от него ни одного внятного слова, только крики и вой. Я начал ненавидеть его за весь этот шум посреди ночи. Я также возненавидел его за то что он кусал медсестер. Тех же самых медсестер, которые были так добры ко мне. Я молился Богу, чтобы Он заставил его прекратить завывать. Однажды вечером он снова начал завывать и не останавливался. Я молился и молился, чтобы Бог его утихомирил, но он продолжал кричать. Я спросил Бога, что могло произойти с человеком, что бы он был доведен до такого животного состояния? Бог сказал мне, чтобы я послушал Дональда. Я сосредоточился на его завывании и понял, что он говорит. Он кричал: "Я жив! Не видите ли вы, что я все еще остаюсь собой? Я внутри, в ловушке, я похоронен глубоко внутри в моем теле, но я остаюсь собою! Может хоть кто-нибудь мне помочь?

И я крикнул в ответ: "Дональд, я слышу тебя! Я знаю, что ты там. Ты находишься в больнице. Врачи стараются помочь тебе. Позволь им это сделать, и они помогут тебе. Я знаю, ты жив. Я слышу тебя!" Он утих и каждый раз, когда он начинал кричать, я говорил к нему, и он успокаивался. Он просто хотел, что бы кто-то знал, что он жив. Он не мог сказать ни слова, но отчаянно пытался общаться с кем-то. Он был заключенным в тюрьме своего тела и разума, которые не работали. Он испытывал страх и одиночество. Бедный Дональд, ему было так страшно. Я молился Богу, чтобы Он утешил его и взял его домой.

Дональд был человеком, заключенным внутри своего тела и духа, которые отказывались работать. Все, кем он когда-либо был, все еще жило внутри него, но биохимические процессы мешали ему выразить это на словах. Все, что он выражал сейчас, было разочарование, гнев и отказ. И так через коридор я разговаривал с Дональдом и заверял его, что я знал, что он существует, и что я испытывал к нему сожаление и сострадание. Какое страшное существование быть в ловушке, запертым внутри механизма, который вышел из под контроля и ни на что не реагирует.

Однажды ночью мне сильно захотелось в туалет, но емкость, предназначенная для этого, была уже практически полной. Я нажал кнопку для вызова медсестры и ждал. После пяти минут не было ответа, и я нажал ее снова. Опять нет ответа. Я стал коротко нажимать по кнопке, думая, что короткие и частые звонки передадут чрезвычайность моей ситуации. Однако ответа не последовало. Осторожно, я взял практически полную емкость и держал ее в вертикальном положении и пытался зажать между ногами, но она выскользнула из моих рук и все содержимое разлилось на кровать. Теперь уже я стал нажимать на кнопку, не переставая.

В конце концов Лиза зашла в комнату. Взволнованный я сказал ей, что мне пришлось вызывать ее полчаса, и что я пролил все содержимое сосуда на кровать. Она извинилась за то, что не отреагировала, и сказала, что у них была чрезвычайная ситуация по всему отделению - кому то из больных нужно было оказать экстренную помощь. Я спросил, смогли ли они помочь ему, и она сказала что нет. Они пытались привести его в жизнь в течение получаса, но не смогли.

Мне стало так стыдно, потому что мой гнев на ее невозможность прийти был настолько незначительным по сравнению с ее попыткой сохранить жизнь человека.

Лиза поменяла постель, в то время как я оставался на ней лежать. Она обмыла меня и предложила поспать. Как эгоистично и глупо я поступал по сравнению с терпением и добротой Лизы. Смогу ли я когда-либо быть таким хорошим, веселым, сострадательным, как Лиза? Я поблагодарил Бога за нее и за всех медсестер, санитаров, работниц, врачей, которым Бог дал сердце и сострадание быть Божьими инструментами исцеления. Теперь я знаю, что люди в медицине призваны Богом, они в своей работе имеют возможность не только лечить болезни, но и исцелять сердца. Простые проявления доброты являются такими же важными, как и медицинские процедуры.