План мести
Моя ярость по отношению к игуменье была необузданна. Каждый раз, когда она выбирала меня для епитимьи из-за какого-либо реального или воображаемого нарушения правил женского монастыря, она по-садистски причиняла дьявольское и порочное страдание, разработанное для разрушения моего тела и ума. Мой ум был настолько заполнен схемами насилия и возмездия, что я жила этим на протяжении горького дня, мечтая, когда я смогу отомстить за страдания, которое мне пришлось перенести.
Все это ужасное насилие и ненависть во мне были созданы бесконечным потоком жестокости, лишения, домогательств и невероятных страданий, причиненных державшими меня в плену. Я часто фантазировала, какая это радость — убить одного из жестоких, распутных священников, которые регулярно насиловали нас.
За двадцать два года, проведенных в монастыре, я видела, как умерли три игуменьи. Поскольку я была медсестрой, однажды две монахини пришли забрать меня, чтобы я ухаживала за игуменьей, которая была тяжело больна. Для ее осмотра вызвали католического врача извне. Он дал мне строгие инструкции относительно некоторых сильных лекарств, которые предписал ей. Во мне бурлила полная ненависть к этой нечестивой женщине, к жестокой и злой системе, которую она представляла. Я желала отомстить, и эта женщина должна умереть. Я хотела увидеть это!
Убийство игуменьи
Когда я ждала своего шанса, день казался долгим. Монахини были заперты в своих кельях, и в 21:30 погас свет. Когда ночной призыв к молитве закончился в момент отключения света на ночь, наступило время приема лекарств. Я взяла множество таблеток и растворила их в воде, преднамеренно сделав огромную передозировку.
С нетерпением, я разбудила женщину, которая пребывала в полубессознательном состоянии, и тщательно заставила ее проглотить каждую каплю смертельного зелья. Опустив ее обратно на подушки, я злорадствовала. Скоро она умрет страшной смертью, и моя месть ей станет сладкой реальностью. Я проверила ее пульс — он участился, так же, как и ее дыхание. Скоро она начала стонать и метаться и, наконец, начались страшные конвульсии. Я зло улыбнулась, поскольку годы ужасного обращения превратили меня в ожесточенного, бессердечного монстра, стремящегося к убийству.
Внезапно я очнулась от осознания того, что я совершила. Я знала, что, буду, вероятно, считаться ответственной за ее смерть, и это меня шокировало. Невообразимо было представить себе, что они могут сделать со мной из-за этого. В отчаянии я стала делать ей промывание желудка и неистово работала, чтобы спасти ее. Я начала массировать ее холодной водой. В конце концов ее дыхание и кровяное давление снизились до нормального уровня, и она задремала глубоким сном. Я снова смогла расслабиться и подумать о собственном избавлении лишь по счастливой случайности.
Кельи, скрытые от всех
Я знала, что в части глубокой туннельной системы под женским монастырем было место, откуда я часто слышала ужасные крики. Они исходили из-за тяжелой запертой двери. Игуменья неоднократно предупреждала, чтобы мы не ходили туда. Это было довольно бессмысленное предостережение, так как ни у одной из нас не было ключей, однако мое любопытство насчет этого места преодолело.
Когда моя пациентка, наконец, оказалась вне опасности, и монастырь спал, я вспомнила. Ключи игуменьи были в ее столе, поэтому я взяла их и побежала вниз по лестнице. Спустившись на два этажа под землю, при свете свечи, я нашла запретную дверь, о которой хотела узнать. Я нервно перебирала большую связку ключей и, наконец, нашла нужный ключ. Огромная дверь легко распахнулась, открыв зал с рядом девятнадцати крошечных камер. На всех дверях были зарешеченные окна.
Я ахнула от ужаса, когда заглянула внутрь камер и увидела бледные, опустошенные и отрешенные лица маленьких монахинь, с которыми я ела, молилась и работала. Каждая из них исчезла внезапно и без объяснения причин. Одну из тех, кого я узнала, я спросила, как долго она находится здесь, и задала другие вопросы. В ее тусклых, безжизненных глазах застыл невообразимый ужас, но она ничего не сказала. Монастырем правил парализующий страх, и эти заключенные не знали, где может скрываться игуменья. Ни одна ничего не скажет, иначе будет хуже для нее. Я шла от одной к другой, но всегда ответ был тот же — боязливое молчание.
В конце зала несколько клеток испускали тошнотворный смрад, и когда я заглянула внутрь, меня страшно замутило и стало тошнить. У всех пленников здесь были длинные цепи, обернутые вокруг их талии, которые мешали им сидеть и лежать. Они валялись в цепях, пропахшие собственной мочой и отходами тела, так как они были обречены на медленную смерть, с небольшим количеством воды и без еды. Некоторые из них уже были мертвы, и там стоял ужасный запах смерти.
Их «преступления» состояли в регулярных нарушениях правил монастыря, или им не повезло в том, что с ними произошло нервное или умственное расстройство из-за давления жизни в заточении. Таким способом решались подобные проблемы; это была скрытая свалка мусора для монастырских обломков крушения.
Мне стало очень дурно, голова закружилась; шатаясь, я вышла из камеры ужасов и снова заперла дверь. С поспешностью я вернулась наверх, к моей пациентке, которая все еще мирно спала. Я с облегчением обнаружила, что ее кровяное давление и дыхание по-прежнему нормальные. Она проснулась только на следующий день, и я оставалась с ней в течение еще трех дней.
© Перевела Светлана Никифорова
Продолжение следует |
