 Блуд
Было одно регулярное ежемесячное мероприятие, которого мы всегда боялись, - это посещение монастыря отцом-духовником. Каждый раз это были разные священники, но все они были в основном одинаковыми. Я очень не хотела идти и всегда старалась попасть в задний ряд. Я так долго жила в монастыре, что никогда не буду доверять священнику. Все те, которых я встречала, были гнилые и подлые. Исповедь была еще одним тяжелым испытанием, которое иногда занимало весь день. Монахини по очереди приходили в комнату, где ждал священник. Никогда в монастыре я не видела священника, который бы не пил.
Комната была пустой, за исключением неизбежной статуи Девы Марии. Священник восседал на стуле с прямой спинкой, а монахини должны были прийти и встать перед ним на коленях. Если она выходила, будучи не осквернена и не втянута в невыразимый разврат, ей повезло. Никто никогда не прерывал священника и женщину, независимо от того, что там происходило. Одна за другой монахини входили и выходили из комнаты.
В других случаях для игуменьи не было ничего необычного в том, чтобы провести внутрь пьяного священника, который выберет монахиню и возьмет ее с собой в келью для большего пьянства и секса. Игуменья была тяжелой и плотской женщиной, которая родила множество внебрачных детей от священников, и обычно она пила с посетителями. Священник был хорошо накормленным, здоровым и сильным, и жил относительно легкой жизнью, поэтому бедная, ослабленная монахиня не могла противостоять ему, чтобы отбиться от него. Пользуясь ее беспомощностью, он делал все, что ему нравилось, и насиловал ее любым способом, какой выбирал. Не было никого, кто бы защитил и помог ей, и никого даже не заботило то, что ее принуждают к блуду. И-за того, что игуменья запирала келью, не было никакой возможности спастись.
Часто я ухаживала за этими маленькими монахинями после того, как они были жестоко и позорно злоупотреблены. Только недостаток воображения священника мог ограничить вид неуважения, причиняемый жертве. Я видела и испытала все отвратительные, дикие виды похоти, осуществляемые в монастырях. Тело монахини часто рассматривалось так, как будто оно было чем-то таким, чтобы выбросить его вон на попрание свиньям, покрытое десятками синяков и другими отметинами. Люди, которые говорят, что я преувеличиваю, - либо являются священниками, пытаясь подавить правду, либо теми, которые никогда не были в монастырях. Потому что я была там, я знаю истину, которая чудовищна и шокирующа!
Можете ли вы представить страшное положение монахини, противоставшей священнику? Если она недовольна или отказала ему, он жаловался игуменье. Объединившись, эти два злобных ума вместе придумывали, что сделать той монахине, - вещи, которые нормальные умы никогда бы не смогли себе представить. Через день или два после того, как она сопротивлялась священнику, игуменья отзывала ее в сторону, чтобы та еще раз прошла епитимью. Не было никакого выхода, и с замиранием сердца она спускалась вниз, в подземелье, где над ней производилась ужасная расправа, придуманная священником и игуменьей.
Иногда по утрам, когда мы готовились идти на работу, игуменья вызывала десять или пятнадцать из нас. Мы дрожали и тревожились, не зная, в чем дело. Нам никогда не было разрешено задавать вопросы, мы должны были только повиноваться, как бессмысленные машины. Будем ли мы наказаны, отведены в келью для епитимьи или что-то еще? Затем она резко приказывала выстроиться в линию и снять с себя всю одежду. С замиранием сердца мы делали так, как нам говорили. Мы по опыту знали, что будет дальше.
Истощенные от голода и отмеченные многими шрамами, с бритыми головами, мы, должно быть, представляли из себя жалкое зрелище. Поскольку в монастырь не допускались абсолютно никакие зеркала, я понятия не имела, на что стала похожа за все годы моего заключения. Когда я мельком видела других (нам запрещено было разглядывать друг друга) — их изможденные, перекошенные лица, запавшие глаза, выпавшие зубы и скелетообразные от голода тела, я немного могла себе представить, что я тоже так выглядела.
Однажды после того, как мы были раздеты, вошли, пошатываясь, три пьяных священника, похотливо посмотрели на обнаженных девушек, и каждый выбрал себе партнершу, чтобы пойти с ней в келью. Помните, что это монастырь закрытого типа, и священник волен делать все, что угодно, под покровом гнилой религии. Потом этот нечестивый блудник вернется к своей пастве служить мессу и слушать исповеди людей, которых он обманывает в их вере, говоря, что они освобождены от своих грехов. Полный блуда, извращения и порока, он действует, как их бог!
Можете ли вы себе представить, что сделали со мной все эти мерзкие и вредные злоупотребления? Не знаю, кто еще мог питать такую ненависть, обиду и горечь. В своем разуме я снова и снова вынашивала и желала смерти игуменье и другим мучителям. Как я смаковала эти восхитительные мысли о мести и ненависти! Вот что сделал со мной монастырь. До того, как я пришла туда, я не была такой.
После того, как все монахини были сломаны и покорились воле священников, они очень сердились, если мы сопротивлялись чему-либо из того, что они хотели сделать. Часто мы получал удар по зубам от раздраженного пьяного священника. Мои передние зубы были выбиты от ударов кулаком в лицо. Часто нас бросали на пол и пинали в живот.
Рожденные младенцы
Беременность не давала защиты, потому что священник знал, что когда ребенок родится, его в любом случае убьют. Вследствие ужасного развращения этой грязной системы, облаченной в религиозные одежды, в монастырях рождается много детей. Неудивительно, что Вавилону назначено полное уничтожение. Он невыразимо гнусен!
Я видела множество детей, рожденных в монастырях. Большинство из них были ненормальными и деформированными, и редко был один нормальный. Через мои руки прошли многие и многие из них, поэтому я знаю. Своими глазами я видела ужас всего этого, и мир должен быть предупрежден о том, что происходит в этих камерах ужасов.
Многие говорили, что я преувеличиваю, и что это не так. Пусть откроют монастыри, но они не осмеливаются это сделать. После того, как я попала в сеть этой гнилой системы на двадцать два года, я знаю, о чем говорю.
Нормальные молодые беременные женщины с нетерпением ожидают появления на свет своего драгоценного ребенка. Все готово: детская, кроватка, одежда, - и все счастливы. В отличие от этого, маленькая монахиня в женском монастыре боится момента, когда она родит. Ребенок — продукт позорного, незаконного союза с пьяным священником, который принудил ее. Она знает по горькому опыту, что ребенку дадут жить самое большее четыре-пять часов. Он никогда не будет омыт и завернут в теплое одеяло, так как игуменья закроет рукой его рот и зажмет ноздри, чтобы прервать его жизнь.
Вот почему во всех монастырях есть известковые ямы. Тела младенцев, выброшенные в эти ямы, должны быть уничтожены. Молитесь за правительство, чтобы оно заставило монастыри открыть свои двери, чтобы выпустить заключенных, и пусть весь мир увидит, какие ужасы прячутся за этими дверями жестокого религиозного лицемерия.
Монастыри в Мексике
Если это произойдет, я вас уверяю, что даже католики согласятся на закрытие монастырей, как в Мексика в 1934 году. Они понятия не имеют, что там происходит, иначе они никогда бы не подвергли своих дочерей такому варварскому разврату и пыткам.
Монастыри в старой Мексике были превращены в государственные музеи, по которым вы можете совершить экскурсию за умеренную плату. Вы должны пойти и посмотреть своими глазами и потрогать своими руками то, о чем я говорю. Спуститесь в подземелья, через туннели и камеры пыток и посмотрите все дьявольские устройства, демонически продуманные, чтобы причинить страдание телам беспомощных монахинь. Посмотрите кельи, в которых монахини были заперты каждую ночь, и изучите кровати и молитвенные доски.
Отрезанные от мира
Это должно дать вам бремя молиться за сотни драгоценных маленьких девочек, которых обманули и заманили в эти нечестивые тюрьмы римско-католической системы для жизни страданий и отчаяния. Помните, что у меня были мать и отец, которые очень сильно любили меня. Когда они согласились, чтобы я ушла в монастырь, они понятия не имели, что я подвергнусь такой деградации. Они были уверены, что это было высшим предназначением, лучшим выражением их веры и любви к Богу — отдать дочь на подобного рода служение.
Надежно запертые в монастырях до самой смерти, нам никогда бы не удалось покинуть его и сообщить людям снаружи, что реально происходит внутри. Все средства связи были отрезаны, поэтому мы были вне защиты закона или близких и друзей. Когда вы начинаете это понимать, вас охватывает безнадежное отчаяние и полная, черная депрессия. Знание, что просто нет возможного выхода, сводит с ума, ибо нет конца или даже какого-либо облегчения в поле зрения.
Посетители
Католики громко заявляют, что каждый может войти в любой монастырь открытого или закрытого типа. Существует внешняя часовня и так называемая комната для переговоров. Без сопровождения вас туда даже не пустят. Если вы приносите еду для конкретной монахини, как правило, вы доходите до передней части комнаты и нажимаете на звонок. Распахиваются дверки, и вы получаете доступ к трем полкам, чтобы положить на них подарки для монахини.
Когда зазвенел колокол, вы можете быть уверены, что игуменья уселась за тяжелой черной занавесью, покрывающей большие железные ворота, охраняющие внутреннюю часть монастыря.
Вы не сможете идти дальше, но можете говорить с игуменьей через завесу. Если вы попросите разрешение побеседовать с конкретной монахиней, вам могут разрешить поговорить с ней, но только через завесу. Если задаются вопросы о ее счастье, здоровье, питании и т.д., монахиня всегда отвечает утвердительно. Ведь там еще сидит игуменья, следя за каждым словом.
Если бы она пожаловалась или выявила какие-либо неприятные подробности жизни внутри, то, как только посетитель уходил, следовали быстрые и жесткие действия, чтобы исправить ее. У них есть серьезные основания для того, чтобы не позволить родственникам видеть монахиню воочию. Через некоторое время монастырской жизни и обработки глаза вваливаются, и тело столь чахлое, бледное и больное, что наблюдение всего этого принесет возмущенный протест.
Голод
Много ночей я была крайне истощена и остро нуждалась в сне, но волчий голод не давал мне отдохнуть. На завтрак подавался только кусок хлеба и чашка черного кофе, которые даже не снимали остроту того всегда присутствующего голода. Тем, у кого всегда было достаточно еды, будет трудно понять положение тех, кто каждый вечер ложатся спать голодными. В бедных, отсталых странах это трагедия. Это становится еще более злым, когда вы понимаете, что то, что я описываю, сознательно запланировано и вызвано хитростью и дьявольской жестокостью.
Помните, что не проходит ни ночи, ни дня, когда эти маленькие монахини, заточенные в закрытый от мира монастырь, не ложатся спать голодными. Они больные, раненые, истерзанные, тоскующие по дому, удрученные, обескураженные и исполненные отчаяния. В то время как мы обращаемся к Господу Иисусу Христос для надежды, у этих бедных женщин нет никакой надежды. Уйти в потерянную вечность — вот что в конечном итоге обычно их ждет.
Иногда я встречаю католиков, которые клянутся, что были в монастырях и что то, о чем я сообщаю, не правда. Вы должны помнить, что католики совершенно свободно лгут в защиту церкви и даже не нужно признаваться в этом исповеди. Это допустимо, так же, как то, что кража до $ 40,00 не наказуема (Исход 20:15,16).
© Перевела Светлана Никифорова
Продолжение следует |
-4
мне очень жалко монахине !!! у нас в Малдове не давно показали по новости один 
