Врачи подтвердили, что у Джи Пи полная потеря слуха в правом ухе. Оказалось, что всё его лицо справа было парализовано, хотя выглядело нормально. Правая сторона рта слегка свисла, как и половина брови. Но самым ужасным была боль от сломанной руки и искорёженной ноги. Он стонал постоянно. Врач-терапевт приходил каждый день, но Джи Пи возненавидел эту терапию. Он бодрствовал, когда я была в палате, но как только слышал шаги врача, тот час прикидывался спящим.
<1>
Как только я осознала, что Джи Пи потребуется длительное восстановление, я бросила учёбу в колледже, чтобы быть с ним. Он провёл десять дней в больнице и в это время врачи никогда не давали нам хорошие диагнозы. Они хотели продержать его шесть месяцев и провести больше тестов, прежде чем сделать заключение. Я перевезла Джи Пи домой и его опухоли стали уменьшаться, а его паралич ушел. Но он по-прежнему не мог слышать на правое ухо, и прогулка на ногах по-прежнему оставалась трудным делом.
<5>
В течение двух лет после аварии мы кочевали от одного доктора к другому, ища хоть что-то, что поможет Джи Пи. Это было очень тяжело время. <…>
<2>
Врач оториноларинголог объяснил, что авария повредила стволовую часть мозга Джи Пи. В основании этого ствола находятся нервы, контролирующие разные функции. Один из них контролирует лицевые мышцы, другой способность слышать. Авария повредила эти два нерва, чем объясняется паралич Джи Пи и его неспособность слышать. Один из них исцелился и к Джи Пи вернулась способность контролировать лицевые мышцы. Но другой не был восстановлен и поэтому Джи Пи так и не мог слышать одним ухом.
Не было ничего неправильного с ухом моего сына, но нечто неправильно было в его мозгу. Теперь я искала того, кто мог был исправить это.
<1>
Все исследования показывали, что Джи Пи нужен был нейропсихиатр, но моя страховка не покрывала услуги такого рода специалиста. Нейропсихиатр стал моим личным Волшебником Страны Оз – тем, кому я заплачу любую цену, как бы тяжела она не была, чтобы только спасти моего сына. Но сколько бы я не старалась, мне не удалось попасть ни к одному. Всё, что мне удавалось, это справляться со вспышками гнева Джи Пи и я продолжала искать Волшебника.
В конце концов, дело дошло до самой крайности.
Однажды, когда я забирала Джи Пи из продлёнки, где он оставался после школы, одна из его учительниц подошла поговорить. По выражению лица я сразу поняла, что что-то не так. Она сказала, что пыталась быть терпеливой насколько могла, но больше не может присматривать за Джи Пи. Его вспышки гнева стали хуже: он бросался на землю и бил себя кулаками. Перепады настроения становились всё хуже, доходя до крайностей. Она измоталась, пытаясь помочь ему и уже стала бояться, что он может сильно навредить себе. Я умоляла её дать мне ещё пару недель, пока я придумаю, что делать. Неохотно, она согласилась.
<1>
Наконец, кто-то подсказал мне, что есть психиатрическая клиника в сорока милях от нашего места. Это была больница, которая специализировалась на детях с проблемами поведения, что для меня звучало как хороший шанс помочь Джи Пи. Оборотной стороной, конечно же, было то, что мне придётся отдать Джи Пи на четыре или пять месяцев. Для меня он был всё ещё ребёнок и мысль о том, что ему придётся быть одному в скучной больнице, была ужасна – особенно после того как я чувствовала себя ответственной за то, что произошло с ним.
В то же самое время я понимала, что нужно что-то делать и не видела другого способа. Джи Пи нуждался в помощи и это было очевидно. Врачи в этой клиники заверили меня, что уже имели дело с подобными детьми и что они дадут ему всё, что ему нужно – нейропсихологическую поддержку. Если помощь означала послать моего сына куда-то на четыре месяца, какой выбор мне бы пришлось сделать? Спустя несколько месяцев перед девятым днём рождения Джи Пи, я направила его на лечение в эту клинику.
День, когда я оставила его там, я никогда не забуду. Я была с ним, пока медсестра брала кровь и я держала его ручонку <…>. Чуть позже сотрудница дала мне понять, что пора уходить. Я наклонилась и как только сильно могла, сжала и поцеловала его, говоря вновь и вновь: «Я люблю тебя». Не думаю, что он понимал, что происходит, поскольку он не говорил много, а только крепко обнял меня в ответ. По конец медсестра взглянула на меня и прошептала: «Просто уйдите». Я встала и пошла прочь от моего малыша.
Я говорила себе: «Не оборачивайся; продолжай идти». Затем я услышала, как Джи Пи закричал мне. «Вернись, мамочка!» слышалось сквозь его всхлипывания. Я знала, что нельзя возвращаться, потому что будет только хуже. Плач Джи Пи продолжал отзываться этом по коридору, а я же продолжала идти. Как только я повернула за угол, я разревелась.
Тем же вечером в своём неожиданно тихом доме я стала говорить к Богу, который, как я не знала, всё слышал.
«Сколько ещё?» спросила я. «Сколько ещё мой сын будет платить за мои грехи?»
Несколько месяцев спустя, прежде чем забрать Джи Пи из клиники, я возобновила учёбу в колледже и вступила в Образовательную Программу для Учителей при местном университете. Моя жизнь стала сплошными заданиями, уроками, встречами и прощаниями. Отвести детей в продлёнку, пойти в школу, взять детей, пойти на работу, пойти домой, учёба, сон, стирка и опять всё сначала. Я никогда не забуду неприятное чувство, когда я на два часа опоздала взять детей из продлёнки. Я нашла их со святым учителем, которая купила им мороженное и была с ними, пока я не объявилась. О том дне Джи Пи и Сабира любят дразнить меня: «Так ты стала забывать про нас».
<2>
Но жизнь, как говорится, шла и наконец-то я закончила учёбу. Это был один из моих самых славных дней моей жизни. Никто ещё не давал мне диплом. Я заработала его потом и слезами.
<1>
Я устроилась в страховую «фирму Дэвида», которая была рядом с магазином выпечки. Первую пару дней мне нравился приятный запах выпечки, витающий в воздухе. К третьему дню и дальше, это запах уже сводил меня с ума. Постоянный вкус сладкого и печёного, казалось, всё же был малой ценой за хорошую и стабильную работу.
Но была ещё и другая проблема. Моя первая неделя на работе была также неделей, когда мне надо было отводить Джи Пи в клинику. Мне разрешали видеться с ним три раза в неделю – два посещения и один день в семье – но чтобы видеть его, мне нужно было найти способ как уйти с работы пораньше. И как же мне попросить своего начальника уйти с работы пораньше, если я только что начала работать? Но поскольку у меня не было выбора, я решилась таки попросить Дэвида пропускать свой обед, чтобы уходить в 4 часа на встречу с сыном. Я боялась, что он тут же уволит меня.
Он не уволил. Он согласился отпускать меня пораньше три раза в неделю. Оказалось, что в жизни Дэвида были обстоятельства, которые позволили ему понять и расположиться ко мне. Он сказал, что иногда чувствует, что его работа в офисе была единственным, что сохранило его семью. Вот почему он был так добр ко мне – он знал, что я нуждаюсь в помощи как и он когда-то. Нас было двое и мы стали настоящей командой. Во время моей работы в агентстве Дэвида, он заслужил несколько наград, а я получила свою в работе с детьми в коммуне.
<2>
Посреди всего этого вихря под названием моя жизнь, появился человек, который изменил всё. Он не был кем-то, кого я бы ожидала или хотела бы познакомиться и я как могла, пыталась избавиться от него. Но он не отставал. Так что моя сумасшедшая жизнь приобрела новый удивительный поворот.
Поверьте мне, к этому времени я завязала с мужчинами. У меня просто не было времени для игр и драм, а после того, что произошло со Стивом и Джи Пи, я стала очень внимательна к тому, кто появляется в моей жизни. Только спустя много лет я осознала, что ты не являешься единственным, кто контролирует твою жизнь. Порой в работу включаются большие силы, чтобы привести людей на твой путь.
Это началось, когда моя подруга пригласила меня на бокал вина на базу ВВС. Я была очень уставшей, но подруга настояла. «Пошли, один бокальчик», сказала она. Сабира осталась с мамой, а Джи Пи был в клинике. С неохотой я встретилась с подругой.
На пропускном пункте охранник остановил нас и отправил в кабинет за пропуском. Этот охранник, мужчина в возрасте, стал прикапываться к подруге и ко мне. Сами знаете, косые взгляды и неуместные шуточки. Я терпеть не могла мужчин-болтунов и уже была готова выплеснуть всё своё негодование на него, как заговорил другой охранник в кабинете.
«Вы идёте на свидание или типа того?» спросил он меня.
Я оглядела этого охранника. Он сидел за чёрным столом, поедая печеньки. Это был светлокожий чёрный мужчина примерно моего возраста и у него была красивая улыбка и приятные, дружелюбные глаза. Сразу же я почувствовала, что он ни чем не угрожает мне. Он был такого рода парень, на которого бы я обратила внимание раньше, но теперь с меня мужчин было достаточно. Он был в неправильном месте в неправильное время.
«Не ваше дело», выдавила я. «Это вам нужно знать, чтобы дать пропуск, что ли?»
Охранник выглядел смущённым. «Извините, я ничего такого не имел ввиду», сказал он. «Я просто подумал, что вы очень красивы».
Я ничего не сказала больше, а только взяла пропуск и поскорее ушла. Несколько часов спустя, в комнате моей подруги, мне стало плохо от того, какой грубой я была. Мне не стоило так отвечать – тому не было никакой причины – и мне захотелось извиниться перед тем охранником. Я попросила подругу пойти в проходную и извиниться за меня. Она же пригласила его. Я очень удивилась, когда спустя час он появился в своей форме.
Я извинилась за свою грубость и мы присели и проболтали около четырёх часов тем вечером. Кроме всего прочего, этот парень оказался прекрасным слушателем. По каким-то причинам я чувствовала, что могу поделиться ему о своих детях и проблеме с Джи Пи – не во всех деталях, конечно, но дольно подробно. И он сидел там с этими добрыми глазами и выслушивал мою горестную историю. Он ни как не прижимался ко мне и даже не целовал, а в конце только слегка поцеловал меня в щёчку и сказал, что надеется увидеть меня ещё раз.
«Ты выйдешь замуж за него», сказала мне подруга, как только он ушел.
«Ой, не начинай», сказала я. «Скорее всего я уже никогда больше не увижу его».
Много позже он рассказал мне, что влюбился в меня тем вечером.
Его имя было Виргил и он был офицером в Службе Безопасности ВВС на той базе. Он родился в Техасе, но ещё будучи ребёнком, от жаркого климата у него начались проблемы с кожей и его родители переехали в Оклахому. Его отец, Вернон, был дальнобойщиком, возившим огромные фуры с опасными химикатами, и Виргил знал его как сурового человека. Однажды зимой, когда дороги были покрыты людом, грузовик его отца скатился в канаву и опрокинулся. По счастью, он не сильно пострадал и не стал обращаться в больницу. Он просто пошел домой <…>
Мать Виргила, Эдди, познакомилась с его отцом в колледже, когда училась на психолога. <…> Им было чуть более двадцати, когда родился Виргил и они брали его в свою баптистскую церковь каждое воскресенье. Через некоторое время они перестали ходить в церковь и маленький Виргил соответственно тоже.
Но когда Виргилу исполнилось четырнадцать, его тренер по баскетболу, глубоко верующий человек, стал рассказывать ему о спасении <…>.
<1>
Я ещё никогда не встречала таких людей как Виргил.
Так получилось, что его первое впечатление обо мне было: «Ого, какая грубиянка».
Но на самом деле это было не всё, что думал Виргил. Он не позволил моей грубости возобладать над ним. Он не был слабаком или кем-то вроде этого – далеко не так. Он был бывшим боксёром и суровым человеком как его отец. Но он также был добрым и ласковым и всегда казался самым спокойным, самым безопасным человеком в любом месте. При этом мне не хотелось встречаться с ним – у меня был период, когда мне было не до встреч – столько всего происходило в моей жизни – и мой прежний опыт был слишком печален с мужчинами – так что мне было не до кого-то ещё. Я встретилась с Виргилом вместе в кафе однажды или дважды, после чего мы созвонились и провели много времени на телефоне, но я думаю, что я чётко постаралась показать, что не заинтересована в мужчинах. Лучшее, на что он мог надеяться, это стать моим другом.
<4>
Пришло время, когда мне стало ясно, что у меня есть чувства к Виргилу. Во мне стало возрастать, что Виргил мог бы быть важной частью моей жизни. Моим партнёром, моим героем – всем тем, кого никогда не было на моём пути. Не проходило и дня без того, чтобы Виргил не говорил мне, как я хорошо выгляжу или что я хорошая мать и однажды даже я позволила себе поверить ему.
Но в большинстве дней мои чувства к Виргилу подавлялись одной настойчивой мыслью: «Он слишком хорош для тебя».
Чувство собственной вины укоренилось во мне с самого детства и все эти годы по-прежнему было частью меня. Я не была такой женщиной, достаточно хорошей для таких мужчин как Виргил. Я не любила себя и знала, что Бог не мог любить меня. Так что, как я могла принять кого-то как Виргил, кто бы любил меня? Это было невозможно. Это не могло быть.
Вот почему я делала всё, что в моих силах, чтобы избавиться от Виргила.
В какой-то момент я усадила его и перечислила все причины, по которой он не должен быть со мной. Я рассказала ему об ужасах своего детства. Я рассказала ему об аборте. Я рассказала ему, как встречалась с женатыми мужчинами. Я рассказала ему, что имею двух детей и это то, с чем он не может быть. Я привела ему все причины, чтобы он встал и ушел по-добру по-здоровому.
Но Виргил не встал и не ушел. Когда я сидела там, плача и содрогаясь, он просто побледнел и слушал. Когда я закончила, он промолвил мне тихим и спокойным голосом, к которому я только стала привыкать.
«Ты заслужила диплом колледжа», сказал он. «Ты имеешь работу и растишь двух детей сама. У тебя есть сострадание к людям, а твой юмор и смех привлекают их к тебе. Ты самая сильная женщина, что я когда-либо знал. У тебя гораздо больше хороших черт, чем плохих».
А затем он привёл решающий довод.
«Ты пережила всё из этого», сказал он о моём прошлом, «и стала тем человеком, которого я люблю».
В этот момент произошла примечательная вещь – я перестала убегать.
Но когда я перестала убегать, всё, от чего я убегала, внезапно нашло на меня за раз.
И когда это произошло, курс моей жизни приобрёл ещё более странное направление.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
|
1
