Размышляя о Кресте, я обратил внимание на одну незначительную, но важную деталь - Пилат пришёл в явное недоумение из-за скорой кончины Христа. Весь его римский опыт говорил о других сроках, отводимых для наступления смерти через распятие, которые никак не умещались в шесть часов. Удивление Пилата было столь искренним, что он специально вызвал сотника для подтверждения факта столь быстрой смерти.

Раньше я думал, что это милость Отца сократила мучения Сына. В одном из своих посланий Павел употребляет выражение "кратковременное лёгкое страдание ваше". Он не подразделяет наши страдания по интенсивности, но просто обобщает, что в целом они кратковременны и легки. Может, такое сокращение страданий является общим Божьим подходом, применимым как к нам (детям Божьим), так и ко Христу?

С другой стороны, тот же Павел свидетельствует, что Бог "НЕ ПОЖАЛЕЛ Сына Своего". Но если это так, то наше предыдущее предположение неверно и быстрота смерти Христа не могла быть результатом ПРЕДНАМЕРЕННОГО сокращения срока Его страданий. Отсюда другое объяснение скорой смерти – она наступила засчёт более высокой интенсивности Его мучений по сравнению с остальными казнёнными.

Скорее всего, фразу "кратковременное лёгкое страдание ваше" следует понимать как неравнозначное сравнение наших страданий со страданиями Христа. Другими словами, какими бы ни были наши страдания и как бы они не отличались по интенсивности друг от друга, по сравнению со страданиями Христа все они выглядят одинаково малыми.

Так в чём же уникальность мучений Христа? Я думаю, нам полезно иногда просто по-человечески поставить себя на Его место (конечно, насколько это возможно), а также проанализировать чувства других людей (опять же, насколько это возможно), которых приговорили и казнили (а таких очень много).

Во-первых, томление Иисуса началось ещё задолго до Креста. Нам неизвестно, с какого момента времени Иисус получил знание о предстоящем Кресте. Возможно, Он знал об этом с детства. Но как бы то ни было, говорить об этом Он начал задолго до Креста, ещё в странах Кесарии Филипповой, когда Пётр впервые исповедал Его.

Далее, на горЕ преображения мы видим, как эта тема продолжает развиваться, где об этом говорят уже Моисей и Илия. Итак, подготовка к финалу была тщательной и заблаговременной. "Крещением должен Я креститься и как Я томлюсь, пока сие совершится", "душа Моя скорбит смертельно".

Почему же Его душа так скорбела при самой мысли о предстоящих страданиях? Боялся ли Он физической боли? С одной стороны да, ведь Он Человек. Но разве это само по себе могло вызвать столь великое томление? Разве одно только это было способно выдавить из Него кровавый пот? Мне кажется, нет, поскольку Иисус слишком мужествен и хладнокровен для этого.

Действительно, Иисус не был неженкой и прекрасно знал, что такое физическая боль. Он намеренно не стал пить специальный состав, призванный притупить болевые ощущения. Он был готов сразиться с физической болью. Кроме того, другие распинаемые тоже испытывали болевые ощущения. Поэтому здесь нет особой уникальности, хотя и за это мы должны Его чтить.

Кто-то скажет: «Но ведь Иисус, в отличие от двух остальных, был невиновен!». Да, это так, но разве это так уж уникально? Сколько невиновных (именно невиновных!) по всему лицу земли уже были казнены и продолжают подвергаться мучительной смерти по сей день? Нет, всё-таки не это выделяет Христа.

Возможно, кто-то увидит уникальность в том, что Он умер ЗА ДРУГИХ. Пусть прозвучит цинично, но и это не ново. Павел пишет: «За благотворителя, может, и решится кто умереть». Конечно, нашим современным «Матросовым» в плане мотивации далеко до Христа, но подобное всё же встречается.

Кроме того, Иисус, в отличие от других героев, совершенно не боялся смерти. Смерть страшна только для тех, кто не верит в жизнь вечную и слишком ценит свою земную жизнь. К Иисусу это, ясно дело, не относилось. Если же говорить о ГОРЕЧИ смерти, то Ему больше внушала ужас не просто физическая смерть, а смерть как разлука с Отцом: «Элои, Элои, лама савахфани!».

Может, уникальность мучениям Христа придаёт особая к Нему ненависть и непонимание толпы? Но ведь и это не ново. Кроме того, все эти моменты – боль, разлука с Отцом, осознание Своей невиновности и людской злобы, – всё это обещало быть явлением ВРЕМЕННЫМ: «И в третий день воскреснет».

Вообще, знание того, что страдание будет временным, а также знание конечного результата должно было как-то ободрить Христа. Почему же это не облегчало Его мучений? Остаётся только одно объяснение, которое и делает страдания Христа уникальными. Его мучения – это не просто мучение тела или сознания. Это мучение самой СУЩНОСТИ, природы, естества.

Никакими чисто физическими, человеческими или душевными факторами этого объяснить нельзя. Лично для себя я вынужден признать, что это тайна. И тайна эта целиком и полностью духовного характера. Она заключена в том, что каким-то непостижимым образом Его святая природа вступила в реакцию со всей нашей ужасной греховностью (не просто отдельными грехами, а самой нашей сущностью). Вот где настоящий жар и «шипение»!

Помните ещё по школе, когда щёлочь вступала в реакцию с кислотой, как бы «истребляя» её? Иногда подобная реакция протекает очень быстро и бурно. И хотя это сравнение, конечно, хромает, я думаю, примерно в этом и состоит таинственная уникальность мучений Христа. Вот почему эти мучения превосходили по интенсивности любое другое мучение, когда-либо испытанное человечеством.

Мы просто не знаем, каково это - быть по природе святым и в то же время мучиться вменённым грехом. Мы даже приблизительно не можем себе это представить. И это понятно, ведь с нами никогда не случалось и не случится подобного прецендента.

Возможно, мой беглый разбор страстей Христовых покажется кому-то вОльным и циничным, в том плане, что простой человеческий аспект Его страданий слишком преуменьшён. Конечно, это не так, поскольку все аспекты Христа Распятого важны и необходимы. Но засчёт этого кажущегося пренебрежения к чисто человеческому аспекту хотелось привлечь внимание к столь важной для нас теме Креста.

Нам нельзя относиться к страданиям Христовым слишком упрощённо. Это больше, чем мы думаем. И даже если это непостижимая тайна, нам всё равно необходимо размышлять над этим. Возможно, мы не разгадаем тайну, но мы точно изменимся.