Обычно люди не помнят себя в младенчестве. Так и я особенно ничего не запомнил из того периода, когда родился в Небо. Кроме, конечно, наших разговоров с Отцом. В моей памяти это осталось навсегда.

Выходя из собрания в зимний, не избалованный автобусным движением, город, я нырял в темные, малолюдные улицы. Там, оглядываясь, снимал шапку, считая дерзостью – обращаться к Богу в головном уборе, и начинал говорить с Ним.

Говорил о том, как мне уютно в Его ладонях, о том, что люблю Его. При этом часто плакал, тоже из-за любви. Лопотал о своем с детской непосредственностью. А когда уж сильно замерзал, шептал: «Прости Господи, мне холодно», надевал шапку, и, распевая христианские песни, шел дальше.

Так продолжалось недолго. Я увлекся общением с верующими, изучением Библии. Общение с Богом стало более правильным теологически, но менее живым. А так как мои дары были востребованы, то люди компенсировали этот недостаток. Былой трепет исчез, а обращения к Отцу стали похожими на SMS-ки: отправил и дело с концом.

Тут и вынырнула проблема, о которой я раньше не слышал. О ней заявили духовные люди из нашей общины. Звучало это как диагноз: «Мы мало молимся»! И понеслось… По рукам начали ходить книги, в которых рассказывалось, что молитва – это ключ к пробуждению. Авторы учили, что всем нам должно усиленно молиться, причем разнообразно: от поклонения до ходатайства. И главное, молиться надо долго. Чем дольше, тем лучше.

Сразу оговорюсь, что никоим образом не умаляю авторитет признанных служителей, а тем более, саму тему молитвы. И вроде все было верно. Но как то вышло, что после этой «волны» слово «молитва» приобрело значение подвига. Причем не для меня одного.

Помните, как в фильме «Тот самый Мюнхгаузен», у барона в распорядке дня значилось: «… с 8 утра до 10 – подвиг…». От нас же такой подвиг требовался ежедневно. Меня подобные призывы раздражали. И хотя молитвенников я уважал, как настоящих героев, но себе такого «счастья» не хотел.

С тех пор прокатилось ... Читать дальше »